ЧЕРНЫЕ БИБЛИОФИЛЫ

Существует такая человеческая перверсия, как библиофилия. Меня заразил этим отец. В городе считалось, что у него лучшая библиотека по Востоку. Мать вспоминала, что всюду были книги, в том числе и под кроватью, а тогда были панцирные сетки и, когда они занимались любовью, то она все время билась копчиком об книги. Уйдя, когда мне было четыре года, отец вернулся через десять лет сделать вторую попытку брака. Опять что-то не то у них вышло, и он опять ушел, оставив мне штук триста книг дореволюционных изданий, всю серию "Литературные памятники" и "Академия". Как говорится, подбросил в печку.

Он читал на греческом, на латыни, на фарси, на арабском и, может быть, на санскрите: помню, что мы встретили его приятеля в городе и они больше часа обсуждали какие-то интерпретации Вед. Прочитав все, что оставил папа, я понял, что есть целый ряд пробелов и надо сделать это системнее. То есть если я читал римлян, то уже все от речей судебных ораторов, допустим, от Цицерона до "Земледелия" Катона. К 17-ти годам, еле выкарабкавшись из Просвещения, я уже по колено влез в Романтизм. Многолетнее помешательство усугубилось знакомством с друзьями юности отца, которые сами подходили ко мне, так как я внешне похож на него.

Уже годы спустя, когда я вернулся из Москвы после перестроечной эпопеи, мы оказались на одной улице за два дома друг от друга. Папа жил со своей то ли шестой, то ли седьмой женой. Он, в отличие от меня, со всеми расписывался и деятельно усыновлял их детей от предыдущих браков. Заходит как-то папа ко мне, а у меня на ковре 5-7 пачек книг. Я читаю обычно 10-15 книг одновременно и мне так сподручнее. Берет папа сверху книгу Аль-Араби "Теологические трактаты" и кидает ее в угол так, что ломается блок и надрывается обложка. Я в ужасе говорю:

— Папа,это же Аль-Араби! Великий шейх суфизма!

— Не может быть хорошим философом такой хуевый поэт.

Прозвонил спецам и узнал, что поэзия Аль-Араби не переводилась на русский язык. Значит папа читал в подлиннике. Он еще и по своей специальности, практической физике, номинировался на Нобелевскую премию, но в тот год взяли англичане. Папа так обозлился, что, бросив под сотню сотрудников, (а он вел в закрытых институтах отделы ультразвука и теплотехники) уехал в Израиль и взял лабораторию по космическим антеннам.

Жизнь меня свела с его другом юности Вовой Короленко по кличке "Акула". У него была феноменальная память, он был профессиональным каталой-проферансистом и одновременно главным экспертом по отечественной книге нашей Публичной библиотеки. По любой русской книге, изданной после первопечатника Федорова, он мог сказать год издания, приблизительное число страниц, типографию, издательство, на какой бумаге и кто иллюстрировал в случае оформления книги. Таких уже нет, я застал последних. Просто какие-то там книжки для него был детский лепет, он торговал целыми библиотеками инкунабул. Его обычно приглашали в академические или просто профессорские дома и говорили так: «Володя, мы бы хотели освободить эту комнату для детей, тут совсем не много, где-то 15 кубометров книг. Оцените сами, продайте, оставьте себе за работу, остальное отдадите нам». Такой у него был авторитет.

Мы занялись рукописными (в основном, крюковыми) и первопечатными книгами. Как раз был в разгаре иконный бум, год 78-79-й. На «баловаться» не хватало времени. Я был не в надсадной системе, его еще подсадил, вдвоем веселее. Объехали практически все райцентры Левобережной Украины и часть Правой. А он еще помнил расписание поездов по все узловым железнодорожным станциями. То есть мы, сидя где-нибудь в Каменец-Подольском, знали, что в Казатине мы успеваем пересесть на проходящий, доехать до Жмеринки, там пообедать, отъебать сук и попасть к ночи в Одессу. Жмеринский вокзал был единственным в СССР идеально сохранившимся вокзалом в стиле модерн. Там даже росписи в привокзальном ресторане все те же, 1910-х годов. Там постоянно снимали фильмы, то о гнетущем царском режиме, то о Гражданской войне. Естественно, что в Жмеринку стекались самые крутые бляди со всей Центральной Украины. Я и сейчас как все вспомню, то никакой «Камасутры» не надо. Иногда кажется, что не с нами это было. И были это не мы. денег было столько, что летали обедать в Москву, а ужинать в Питер. Один раз так напились, что заказали музыкантам «Боже царя храни». Чуть не приняли нас, обошлось 25 рублями музыкантам, 500 рублей – ментам. А это тогда пять месячных зарплат. Зато погуляли!!!!

Один раз приезжаем, а там полное безфильмье. В пустом зале 5-7 «прости господи» на каникулах, а у эстрады фуцен в тельняшке посерелого цвета, прилипшей к телу (лето!), весь в наколках, пол рта в золотых фиксах, медленно так танцует, прижавшись к тете, у которой 6-й (не меньше!) размер бюстгальтера. В целом, композцию можно было назвать «Нассыте мне на грудь, давно моря не видал». Присели, заказали, как стали пить, подходит одна из «прости уж навсегда» и говорит:

— Ребята мы без работы, возьмите меня, я- фартовая.

Да, действительно оказалась фартовой: не прошло и недели, как в Кременце (это километров 10-12 от Почаевской лавры) берем Потребник Дионисия, одна из трех книг, из-за которых начался раскол церкви. Архимандрит Дионисий, его составлявший, после побега с Соловков был изловлен, четвертован и колесован.

По ценнику Сопикова 1848 года он стоил 50 000 золотых рублей. За такие деньги тогда можно было купить две большие деревни, с людьми естественно.

Володя, как ветеран сцены, отваливает на базу, в Одессу. Я беру машину до Львова, чтоб уже с ветерком. Успеваю застать в музее (Львовском, религии и атеизма) мадам Фрис. Она предлагает мне 2000 рублей – все, что у нее осталось от закупочных денег на год. Я ей говорю:

— Мадам, это пятый экземпляр, Сопиков знал четыре. Я понимаю, конечно, что мы живем в стране, где можно за эти деньги купить не только малых голландцев, но и небольшого Гольбейна, но имейте совесть! Да, я помогал тут у вас ребятам рассовывать голландцев, когда начала одна за другой всплывать картинки из коллекции митрополита Шептицкого, который благословил дивизию СС «Галичина», у него их было 62. Даже Гоббему не удалось отдать дороже трех.

Из Львова я вылетаю в Питер. Уже на следующий день я в Казанском соборе, в Центральном Всесоюзном музее все той же религии все с тем же атеизмом. Там предлагают 5 000. Возьми же, поц, деньги! Нет. Решаю вернуться во Львов и попытаться переправить Потребник на Меербеговские торги в Голландию, это как книжный Сотбис (рукописи, книги, кодексы, карты, даггеротипы). Выстраиваю цепочку в пять человек, на всякий случай. А случай такой, что не надо экономить, потому что вывоз таких дорогих раритетов уже попахивает подрасстрельной статьей. Одно звено прокололось, книга конфискована, я резко ухожу на Ялту, залегаю, вызываю Володю и оттуда двигаем на Урал. Вот такое бывает после того, что бывает.

Десятилетие спустя в Москве, заехав в Хоральную на Архипов, нос к носу сталкиваюсь с верховным раввином Адиком Шаевичем.

— Леня! Мне Мика и Рома (хозяева Еврейского Конгресса СНГ) говорили, что ты по книгам?

— И вус дальше?

— Тут рядом, в трех кварталах, большая пятикомнатная профессорская квартира, Все ее хозяева нас покинули, я сам кадиш (поминальная молитва) читал. Ты бы глянул, там библиотека, разобрал бы, что-то бы для нас там нашел, но если ничего особенного, то забирай, потому что через три недели туда рабочих пришлем, там будет общежитие.

Следом за ним выходит Федоровский, предисполкома религиозных еврейских общин СНГ. Красавец, как с картины Рембрандта, еще и доктор математических наук. Говорит:

— И мне, Ленечка, десяток книг на ночь читать, а то бессонница.

— Даже не представляю, что вы, математики, на ночь читаете. Таблицы логарифмов?

Библиотека оказалась серьезней, чем я себе представлял. Отец там был ректором оптико- механического института РАН СССР, мать преподавала историю искусств в ГИТИСЕ, сын – капитан атомной подводной лодки. Там уже до меня побывали: люстра снята, ни шуб, ни ювелирки, один какой-то нечленораздельный полусгнивший мусор, но такое - для Тишинки А. А у нас кто из говна пули? Петлюра. Маякую ему, что на два грузовика его стихии.

На следующий день он появляется в сопровождении какой-то там шведки, точно как Пеппи-Длинный Чулок, только в масштабе 3:1, головы на полторы длиннее Саши. Они в экстазе насобирали две огромные сумки хуй знает чего – какие-то китайские довоенные зонтики, слипшиеся боты, моды сезона 32-33 года, с опушкой из съеденного молью каракуля, канотье из итальянской соломки и т.д., и т.п. Сам продолжаю рыть книги. Черт-те что нахожу: оказывается, издавались в начале века полные переводы хроник 1 и 2-го крестовых походов детей, альбомы с собственноручно написанными на память стихами Бальмонта и Анненкова, а если советские издания, то чуть ли не все с грифом «для научных библиотек» тиражом от 1000 до 1200 экземпляров. Накидал Саша с Пеппи хуй знает чего, прицепом машинку Зингер тащит. Я ему:

— Саш, что ты мне оставил? Иди выбрасывай в мусорные баки во дворе.

— Ты шо? Тут еще на 3 ходки добра, может еще сегодня вернусь!

И, наконец, он обращает внимание на книгу – пудовый альбом какой-то то ли чешской ,то ли польской сценографии:

- Леша, этот кайф вдогонку?

- Та бери, и валите уже, не шныряйте под ногами.

Уже спускаясь с лестничной площадки, он мне кричит:

- Ну, Леша! Ну подарок сердцу, дал отобрать Самый Центряк!!!!!

 Источник