Настоящая любовь изменяет людей.

 

Когда ее муж Льюис стал в 1921 г. начальником тюрьмы, она была молодой матерью трех дочерей. Все предупреждали ее, чтобы она никогда не заходила на территорию тюрьмы. Но она никого не слушала. Когда проводился первый тюремный матч по баскетболу, она пошла туда с тремя своими маленькими девочками и села на открытой трибуне рядом с заключенными.

Однажды она сказала: «Мы с мужем собираемся позаботиться об этих людях, и я верю, что они позаботятся обо мне! Мне нечего беспокоиться!».

Когда она услышала, что один осужденный убийца слеп, она научила его азбуке Брайля, чтобы он мог читать. Узнав о заключенных, у которых были проблемы со слухом, она научилась азбуке глухонемых, чтобы общаться с ними. Шестнадцать лет Кэтрин Лоуэс смягчала ожесточенные сердца заключенных тюрьмы Синг-Синг. В 1937 г. мир увидел, что может сделать настоящая любовь.

Когда Льюис Лоуэс не вышел на работу, заключенные поняли: что-то произошло. Быстро распространилось известие о том, что Кэтрин погибла в автокатастрофе. На следующий день ее тело привезли домой, это чуть более километра от тюрьмы. Когда человек, заменяющий начальника тюрьмы, вышел на утренний обход, он увидел большое сборище у главных ворот. Все заключенные стояли, прижавшись к забору. На глазах у них были слезы. Их лица были мрачными. Никто не говорил и не двигался. Эти люди хотели оказаться как можно ближе к женщине, которая дала им столько любви.

Заместитель начальника тюрьмы принял замечательное решение. «Хорошо, парни, вы можете идти. Только вернитесь вечером». Это были самые ужасные преступники Америки. Убийцы. Грабители. Это были люди, осужденные на пожизненное заключение. Но тюремщик открыл для них ворота, и они без сопровождения и без стражи пошли к дому Кэтрин Лоуэс, чтобы отдать ей последнюю дань. И все до одного вернулись обратно.

С ГОРКИ НЕ СПУСКАТЬ

 

В советское время мы даже и не подозревали, что вплоть до конца 80-х годов даже перечень ЧП, во время которых погибло пять или более человек, имел гриф «Секретно», не говоря уже о каких-либо подробностях таких чрезвычайных происшествий.

Об одном из них этот рассказ. Самое жуткое во всей истории то, что обычная человеческая халатность принесла столько горя. И такое стечение обстоятельств, что на одном месте работали сразу 3 халатных человека не считаю редкостью. Просто на других местах обходилось без больших жертв. (К примеру, знаю случай, на ткацкой фабрике затянуло руку под пресс/утюг работнице. Так там сама работница виновата была и мастер, обслуживающий этот пресс, оба отнеслись халатно. Но тут всего лишь один человек пострадал) В данной же истории всё гораздо страшнее.

С ГОРКИ НЕ СПУСКАТЬ

Эта предупреждающая надпись стоит на всех железнодорожных цистернах, перевозящих горючие вещества. Но 20 сентября 1980 года, около часа сорок ночи, такую цистерну спустили с горки, и в результате, под Сызранью Куйбышевской области с лица земли исчез поселок Машинистов.

Железнодорожные составы на станциях формируются с помощью сортировочной горки. Вагоны загоняются на ее верх, и при спуске направляются на те или иные пути. А надпись «С горки не спускать» означает, что при формировании таких составов, эта цистерна должна перемещаться только маневровым тепловозом. Но в ночь на 20 сентября, дежурный диспетчер сортировочной станции Сызрань-1 Воронков, дал команду: «Спустить цистерну самоходом». Распоряжение дежурного по горке поступило к помощнику составителя поездов Леониду Фуражкину, который, хотя формально и был подчиненным Воронкова, тем не менее имел право самостоятельно решать, можно или нельзя направлять самоходом с горки ту или иную железнодорожную единицу. При этом нужно учесть, что если диспетчер находился в закрытом помещении, довольно далеко от спуска на горку, то составитель поездов имел возможность воочию видеть, что за вагоны поступают на сортировку. Но и Фуражкин, даже на подходе увидев пропан-бутановые цистерны, махнул на этот факт рукой – и в точности выполнил команду дежурного. Уже потом следствие установило, что та­кие же распоряжения не только Воронков, но и прочие дежурные по горке отдавали своим подчиненным и за день до происшествия, и за месяц, и за год до него. Однако и в тех, и в последующих случаях им все сходило с рук, и потому в дальнейшем железнодорожные служащие продолжали нарушать инструкцию уже по привычке – до тех пор, пока не наступила расплата…Такие команды дежурного всегда сходили с рук, но не в этот раз.

Фуражкин, команду выполнил, и скатил с горки цистерну с 36 тоннами сжатого пропана, предназначавшегося для перевозки в Польшу. Рабочий горки Поднебесов, в обязанности которого входило торможение вагонов с помощью специального башмака, упустил нужный момент, и цистерна на полной скорости врезалась в сцепку стоявшего внизу вагона-цементовоза. В цистерне образовалось пробоина размером около одного квадратного метра, из которой начал выходить газ. По инструкции, Поднебесов был обязан немедленно сообщить об аварии. Трагедия могла быть гораздо менее тяжелой, если бы Поднебесов сообщил об этом дежурному Воронкову и пожарной службе. Он же предпочел просто сбежать, опасаясь за свою жизнь. И спящему поселку Машинистов, который находился в 20 метрах от горки и представлял собой частный сектор, оставалось жить меньше часа.

Сжиженный газ под давлением в 8 атмосфер начал выходить из цистерны и ветром накрыл площадь в 26 тысяч квадратных метров. Отчего вспыхнул газ, точно неизвестно - может кто-то из местных просто включил в доме свет, и около 2 часов 15 минут ночи по поселку прокатился первый смертоносный огненный вал. А всего их было три: когда газ выгорал, ветер приносил в поселок из пробитой цистерны новую волну летучего топлива.

После взрыва многие из жильцов поселка начали выскакивать на улицу, и там их накрывала новая волна огня. Возле одного из домов нашли обгоревший труп женщины в остатках ночной сорочки, а под ним тело грудного ребенка - она погибла именно так, выскочив с младенцем в окно.

От жара в домах взрывались газовые баллоны, кто-то решил что началась война и лез в погреба и подвалы, а тяжелый газ в первую очередь стекал именно туда. Так погиб один китаец с женой и четырьмя детьми - он перебрался в Союз, тут женился, и тут погиб.

Многие люди задохнулись от нестерпимого жара прямо в своих постелях, так до конца и не проснувшись. Пожарных потрясли откопанные из под обломков тела молодоженов - они лежали крепко обнявшись друг с другом.

Официально в ту ночь в поселке Машинистов сгорело в общей сложности 44 дома и погибло 12 человек. Однако, фактическое число погибших составило как минимум 41 человек и еще около двухсот получили тяжелые ожоги.

Через девять месяцев после трагедии, на закрытом выездном заседании Куйбышевского областного суда под председательством судьи Пахомова, судили трех работников станции Сызрань-1: всего два года как закончившего институт дежурного диспечера 27-летнего Валерия Воронцова и 28-летнего помощника составителя поездов Леонида Фуражкина приговорили к шести годам лишения свободы. 31-летний сбежавший рабочий горки Александр Поднебесов получил три года колонии.

На пепелище поселка Машинистов посадили березовую рощу: по нормам техники безопасности, на 200 метров в округе от сортировочной станции не должно быть жилых домов. Но в большинстве городов эти двести метров давно застроены, и кто даст гарантию что цистерны с надписью «С горки не спускать» не продолжают и дальше скатывать самоходом?

Радуйтесь...

 

Очевидное-невероятное:

В Израиле было проведено одно очень любопытное исследование. У испытуемого была взята капля крови и выведена на экран. И на экране можно было увидеть интересную картину. Вот бактерии, они медленно движутся, а вот макрофаги, кровяные тельца обязанность которых, следить за чистотой крови. Они как санитары-дезинфекторы. Такая у них миссия - удалять всё чужеродное.

Но… Какие-то они спящие. Бактерии беспечно двигаются, как по бульвару во время вечерней прогулки, а макрофаги спят. Они их не видят.

И вот в это время испытуемому включают смешной фильм, комедию, и у него начинает улучшаться настроение. И вот дальше начинается самое интересное. Макрофаг внезапно просыпается и немедленно приступает к исполнению своих прямых служебных обязанностей. Он подкатывает к бактерии и с аппетитом начинает заглатывать её. Быть может, пришло время обеда, и он почувствовал недюжинный аппетит, но... На самом деле всё намного интересней.

Связь «Сознание-Тело», давно обсуждается и есть много доказательств этому. Но в этом исследовании интересно то, что клетки иммунной защиты очень чутко реагируют на наше настроение. И это ещё не всё. Отметим важную вещь:

«Капля крови была отделена от своего хозяина. Хозяин в это время сидел в другой комнате, и его настроение каким-то непостижимым образом воздействовало на каплю крови, которая находилась в другой комнате».

Значит есть некие информационные каналы, по которым волны сознания могут оказывать влияние на объект, находящийся вдали от самого источника сознания.

Но у этого исследования есть и другая сторона. Испытуемому включали фрагменты из фильма ужасов. И что же? В то же самое время в капле крови стали происходить диковинные вещи. Тут уже активизировались… бактерии!

Они вдруг ожили, взбодрились, и как-то внезапно их стало больше. И они начали хозяйничать будто у себя дома. И даже стали нападать на макрофагов. Те стали "пятиться" и разбегаться в разные стороны. Кто успел, разумеется.

Принцип ясен: состояние сознания -- важнейший фактор поддержания нашей внутренней экологии. И не только нашей.

Ведь волны сознания, как мы отметили выше, начинают распространяться в окружении и оказывать влияние на отдаленные клетки собственной крови.

И не только собственной.

Ведь мои дети и родственники -- это моя кровь. Значит, моё настроение влияет на состояние макрофагов моих детей, где бы они ни находились -- рядом или в на другом континенте. Значит, моё состояние сознания причастно к, так сказать, «родовому иммунитету».

Попутно вспоминается забавная история. Её рассказал один пациент, часовой мастер.

Работа эта, как мы знаем, очень точная, требует большого внимания и точных действий. Но вот иногда во время работы у него начинал дёргаться указательный палец левой руки. Ясно, что в этом состоянии работать невозможно. Как поступает он?

Нет он не делает массаж пальцу, не пьёт магний для снятия спазмов, не даёт отдых руке. Он берёт телефон и звонит матери, которая живёт далеко-далеко, за тысячи километров. Вы думаете, он просит её совета, как убрать надоедливую дрожь?

Ошибаетесь.

Давайте послушаем, что он говорит:

«Мама, вы опять переживаете за меня! Прекратите волноваться, а то я не могу работать!».

Если даже лёгкое волнение матери способно вызвать неправильности в физиологии её сына, то что говорить о больших потрясениях. Отсюда мы делаем важный шаг в понимании сути вещей.

А вывод прост:

Прежняя формула: «Это моя жизнь, что хочу, то и делаю с ней» безнадёжно устарела.

«Наше состояние сознания ответственно за состояние иммунитета наших детей, родственников и близких», вот как теперь надо понимать жизнь.

Значит, надо найти способ создания эйфории, радости, счастья, и желательно создавать его в наибольшем количестве.

PS:

Становится понятен и феномен Нормана Казинса, вылечившегося с помощью смеха от неизлечимой смертельной болезни. Размышления привели Нормана Казинса к очевидной мысли: если отрицательные эмоции, угнетая эндокринную систему, являются «провокаторами» заболеваний, то эмоции положительные, активизируя ее деятельность, могут стать «стимуляторами» выздоровления. Причем каждый человек обладает очень простым и доступным средством исцеления – смехом. Старая поговорка: «Смех – лучшее лекарство» обретала под собой физиологическую основу.

В 1976 г. Норман Казинс издал автобиографическую книгу «Анатомия болезни (с точки зрения пациента)», которая буквально произвела взрыв. Опираясь на собственный опыт, автор показал, что положительное эмоциональное состояние может вылечить даже от тяжёлой болезни.

"Человек, рассмешивший смерть»

Путешествие в сон, или на катамаране в сердце плато Путорана

 

Далекая и загадочная горная страна на юге Таймырского полуострова - плато Путорана - давно манила нас к себе. Безлюдные просторы, могучие водопады, своеобразные плоские столовые горы...

И вот в середине июля мы вчетвером прилетели в Норильск для осуществления мечты. Наш объемный катамаран длиной в пять с половиной метров был рассчитан на шестерых, именно столько человек первоначально собирались отправиться в путешествие, но в последний момент двое ребят отказались. Вчетвером отправляться на маршрут было тяжело. Полтора месяца нам предстояло быть оторванными от цивилизации. Однако мы не стремились к прохождению сложных порогов, и сплав по рекам должен был лишь приблизить нас к множеству далеких и таинственных водопадов, глубоким скальным каньонам, россыпям агатов, голубым наледям.

Запланированный нами маршрут пролегал по территории Путоранского заповедника, поэтому в Норильске мы обратились в дирекцию с просьбой пустить нас на охраняемую территорию, предъявив оформленную "Маршрутную книжку туриста".

- У нас в группе трое геоботаников, мы сможем быть чем-нибудь полезны в заповеднике?

- На одном катамаране плывете? Сейчас высокая вода в реках, будьте осторожны, тут уж не до науки. Ребята-то у вас крепкие?

Мы не стали уточнять, что трое геоботаников нашей маленькой команды - это девушки. Итак, мы получили небольшое задание - сделать геоботанический профиль на южном берегу озера Аян и привести в порядок избушку-кордон.

- Медведь выломал в ней дверь, затем внутрь проникла россомаха и все перевернула вверх дном. Если какие продукты там уцелели - пользуйтесь.

Раньше наша надежда на пополнение продовольственных запасов возлагалась лишь на рыбу. Теперь появилась новая перспектива - избушка.

На автовокзале в Норильске к нам подошла невысокая, хрупкая на вид девушка:

- Ребята, вы в поход, или уже обратно возвращаетесь? - видимо, наши рюкзаки не выглядели внушительными.

- Мы в поход.

Слово за слово, и через десять минут разговора Галка, наша новая знакомая, руководительница детского туристского кружка, становится членом нашей команды. Но у нее нет легкой экипировки для пеше-водного перехода. Не беда! Ведь дома мы изготовили легкие сплавные непромокаемые костюмы на шестерых предполагаемых участников.

Звоним домой, в Москву, нашему другу: "Антон, передай со стюардессой снаряжение на одного человека". Сутки ожидания, и перед нами предстает улыбающийся Антон собственной персоной с рюкзаком и второй гитарой: "Решил тоже с вами пойти, будем петь с Шуриком дуэтом". Так, легко и непринужденно, началось наше путешествие. Груз катамарана и общественного снаряжения поделился-таки на шестерых.

Река Большой Хоннамакит, стекающая с западных вершин плато Путорана, открывает путь вглубь этой удивительной горной страны - "страны озер с крутыми берегами", как назвали этот край эвенки. Нам нужно было попасть в ее истоки.

Над озером Лама висели низкие лохматые тучи. Из-за них проступали лишь нижние части склонов окрестных гор с белыми языками снежников, с которых рушились водопады. Капитан "Ракеты", отвозивший туристов на базу отдыха на берегу Ламы, согласился подвезти и нас. У дальнего, восточного края озера начинался подъем к верховьям Хоннамакита.

Лил дождь, свинцовые волны с барашками бороздили озеро. Туристы, ехавшие отдыхать на базу, аппетитно жевали бутерброды, запивая горячим чаем из термосов. "Вы хотя бы поешьте в тепле, за столом",- сочувственно обратился к нам капитан. Мы переглянулись - наше путешествие началось, и в действие вступала жесткая раскладка продуктов. На каждого человека полагалось 11 килограммов продовольствия: 4 кг крупы, 4 кг сахара, 2 кг сухого молока и 1 литр подсолнечного масла. И на всех 1 кг шоколада, полкило изюма, чай, соль, какао. Полкило тушеного мяса мы взяли на первые дни, на путь через перевал, до первой рыбы. Не перекусывать же ценным шоколадом! И тут Галка вытащила пакетик черных подгорелых сухарей. Оказывается, узнав, что мы не берем с собой на маршрут хлеба, она насушила две буханки, хотя бы на первое время.

Капитан не взял с нас денег и, выгрузив туристов на базе, отвез нас еще дальше, к началу волока на Большой Хоннамакит. "Я заеду сюда через денек, может передумаете",- сказал капитан напоследок. Стоя под дождем, мы махали вслед удаляющемуся гудящему кораблю - последнему оплоту цивилизации...

Реки плато прорезали глубокие ущелья в лавовых породах. Склоны долин поднимаются вверх гигантской лестницей, где каждая ступень-обрыв обозначает крепкий покров базальтов - излившуюся лаву триасового возраста. Пологие площадки между ступенями образовали горизонты рыхлых туфов - окаменевшего пепла, выбросы которого предшествовали каждому излиянию магмы.

С вертикальных уступов многочисленные ручьи низвергаются эффектными водопадами. Такого своеобразия рельефа нигде в нашей стране больше не встретить.

Поднимаемся к перевалу по одному из бесчисленных ручьев плато, словно в музее прослеживая геологическое строение гор. Ноги вязнут в мягком ковре багульника, голубики и других мелких кустарничков, покрывающих берега ручья. На склонах - прозрачный лиственичный лес с густым подлеском, подходящим вплотную к воде. 25-ти килограммовый рюкзак, сначала показавшийся довольно сносным, начинает давить на плечи, прижимать к земле, а на крутых подъемах изредка даже ставить на колени. Но терпкий запах багульника и лиственичной хвои - этот кружащий голову аромат сибирской тайги - бодрит и вселяет силы. Мы находимся почти на семидесятом градусе широты, на уровне Мурманска - и гуляем по лесу. Здесь, на Таймыре, расположены самые северные на нашей планете леса. По долине реки Хатанги они добираются аж до 73-й параллели.

Вторые сутки льет, почти не переставая, дождь. За лохмотьями низких облаков видны нижние черно-белые, словно слоеные, склоны гор. Яркая белизна свежевыпавшего снега контрастирует с мокрыми темными базальтами.

Отлеживаем бока в палатке, спим, пережидаем непогоду. К вечеру дождь утихает, и всю ночь напролет мы идем вверх к перевалу - ночью здесь, за Полярным кругом, светло так же, как и в пасмурный день. Выходим к верхней границе леса.

Водопады встречаются здесь почти за каждым поворотом - то на основном ручье, по которому мы поднимаемся, то на его притоках. Причудливые столбчатые камни образуют склоны ручья.

Вертикальные трещины разбили породу на гигантские столбы, создающие впечатление разрушающейся циклопической постройки. Такие столбы имеют в поперечнике около метра толщины и в сечении представляют правильные пяти- или шестиугольники. Эту удивительную структуру получила базальтовая магма при медленном остывании.

Очередной водопад преграждает нам путь наверх. Лезем на стенки каньона, камни шевелятся под нами, раскачиваются. Живописные столбчатые отдельности, еще недавно так радовавшие наш взгляд, теперь норовят оторваться от стены и увлечь за собой вниз скалолазов поневоле. За участком крутого подъема простирается пологая каменная терраса, далее - снова крутой подъем и снова терраса. Вот какие они - горы плато Путорана. Здесь нет острых вершин, и высшую точку горы посреди многокилометрового горизонтального поля каменных россыпей определить на глаз практически невозможно.

Тучи комаров густыми клубами вьются над нашими теплыми телами посреди заснеженной равнины вершинных плато. "Комар здесь не штучный - весовой!" Идем, проваливаясь в скрытые расщелины между камней, утопая в снегу выше колен, медленно вымокаем и замерзаем. Верховья Хоннамакита безлесны, поэтому несем с собой небольшой запас дров и деревянную раму для катамарана - длинные жерди. Шагаем, словно древние рыцари, с пиками наперевес. Над перевалом - широким озерным распадком между горами - отдыхаем, разводим костер на камнях, очищенных от снега. Экономим дрова, поэтому решаем варить манную кашу и какао в одном котелке - какая разница, чуть раньше или позже перемешаются эти продукты. К изумлению, получается изысканнейшее блюдо. Мы удивлены, мы откровенно недоумеваем. Ну почему, почему люди не едят манку с какао?! Почему мы не знали о таком кушанье раньше? Отныне мы будем есть манную кашу только так! Мы откроем людям глаза на истинное наслаждение! (300 граммов сухих продуктов на человека в день могут привести еще и не к таким гастрономическим "открытиям".)

Чтобы связать крепкий жесткий каркас для катамарана, нужно 9 жердин. Многие крутые пороги Хоннамакита (если не считать нижний каньон после Большого Хоннамакитского водопада) сосредоточены в его верховьях, где еще не встречаются деревья. Но нас шесть человек, и мы смогли перенести через перевал лишь по одной жердине. Может из-за хлипкости каркаса верхние пороги и показались мне самыми страшными?

На крутых высоких валах катамаран изгибается, взбрыкивает, словно норовистая лошадка, пытаясь сбросить со спины маленьких седоков. Обычно при сплаве человек стоит на коленях и, чтобы не выпасть за борт, ноги его закрепляются в стременах - ремнях, обтягивающих бедра. Но из-за отсутствия необходимых для изготовления этой конструкции лишних палок мы просто сидим верхом на рюкзаках - скачем без седла - и на пенных валах и горках - крутых водосливах, словно за шею коня, хватаемся за бока - баллоны - катамарана. У нас всего 4 спасжилета, касок нет и в помине - это совсем не по-спортивному, зато меньше груза на пеших переходах. Юлька и я сидим на кормовой части баллонов и усиленно работаем веслами, оттабанивая корабль от камней. Иногда меня подбрасывает и сгибает так далеко вперед, что кажется, сейчас уткнусь носом во впереди сидящего Антона. А ведь между нами, в середине почти шестиметрового баллона, есть еще один седок!

Ходим за дровами с рюкзаком, набирая мелкие веточки карликовых тундровых ив и березок. Живописно смотрится котелок, подвешенный на оленьем роге. В котелке плавают, догоняя друг друга, редкие крупинки гречки. Что такое 200 г крупы на шестерых? Это жесткое самообладание - не сделать горку в мерной кружке, отмеряя положенную норму. Это "колбасные" сны по ночам. Это дикое желание поймать много рыбы. Это записка в дневнике: "Дома обязательно сварю большую кастрюлю очень сладкой манки с какао и все съем".

Берега реки бороздят следы копыт, в этих местах проходит сезонная миграция северных оленей. Реже попадаются отпечатки волчьих лап. Но главным врагом оленей все-таки является человек, это доказал еще канадский натуралист Фарли Моуэт.

На Хоннамаките мы встретили необыкновенного человека. Митя Циркунов путешествовал по плато Путорана в одиночку. Греб распашными веслами на катамаране. "Мне приснилось Якталинское нагорье, оно звало меня к себе",- вот мотивы путешествия для истинных романтиков.

Как сказал Олег Куваев, "удивительно и прекрасно каждое место на земле (кроме городов и поселков), и люди обязательно должны понять это. Может быть, посмотреть, как мчится по кочкам вспугнутый олень, не менее достойное занятие, чем слушать "Пиковую даму". Вот и нашу потребность путешествовать, открывая для себя новые горизонты, встречая неизбежные опасности и преодолевая некоторые лишения, мы удовлетворяем в странствиях по труднодоступным, удаленным от цивилизации местам. И непосредственное созерцание простых красот, созданных самым искусным творцом - природой - уже служит для нас весомым поводом для совершения подобного рода путешествий. В них мы всегда делаем для себя новые открытия - будь это открытие собственных возможностей или такого факта, что наледь на разломе имеет непередаваемый изумрудно-голубой цвет.

"Солнце село за гору, встало и снова село", - так в течение часа можно было встречать и провожать незакатное полуночное светило, ведущее свой путь за причудливым изгибом пологого горного отрога.

Река мчится под уклон, неизбежно приближая нас к Большому Хоннамакитскому водопаду. Наши нервы натянуты, глаза напряжены. Что там, за резким поворотом? Вдруг - высокий слив, падение в бурлящую белую бездну? Как причалить на стремительном течении? В таких волнующих моментах - вся полнота жизни. Но вот трек в сужении русла заканчивается, мы видим впереди водную гладь, страх отступает - это еще не водопад.

За порогами в глубоких ямах стоячей воды на спиннинги ловим рыбу. Счастье не спешит улыбнуться нам. Ах, где же то сибирское изобилие рыбы, когда на каждый заброс выуживается добыча? Все это будет впереди, мы будем ходить к чашам под водопадами, словно в рыбный магазин, вытаскивая только необходимое количество. Нам надоест копченая рыба, и мы чаще будем печь ее на рожнах - деревянных рогульках, и дрожащее пламя костра будет просвечивать золотистые, раскрытые словно крылья сочные рыбьи брюшки. Все это будет впереди, а пока мы криками восторга встречаем первого пойманного красавца хариуса и по традиции тут же съедаем его сырым, обмакивая кусочки нежного мяса в соль.

Рев водопада не слышен с воды, но зато хорошо виден столб брызг, стоящий над падуном. Зойка, вывалившаяся с катамарана на крутом валу, якорем висит сбоку баллона, не в силах вылезти наверх. Но река перед водопадом замедляет свой бег - нет, здесь нет спокойного плеса, здесь просто быстроток без крутого порожистого падения. Легко причаливаем и бежим навстречу грандиозному зрелищу.

Широкая река разом проваливается вниз. Под сливом, в сузившимся втрое коридоре - скальном каньоне с отвесными коричневыми стенами бурлит, пульсируя, огромный пенный котел. На 300 метров вниз в ущелье не видно обычной темной воды - она белая, пузыристая. Струя беспорядочно бьется от стенки к стенке, неистовствуя в неожиданно тесном коридоре. Вероятность выжить, упав в этот могучий семиметровый слив, очень мала.

Разбираем катамаран, сдуваем баллоны, оставляем раму на берегу - нам предстоит пеший переход к озеру Аян. Каньон, начинающийся за водопадом, тянется до самого озера, и мы не решаемся идти по его сложным порогам без страховки второго судна. Озеро Аян длинной узкой лентой - в складке среди гор - протянулось с севера на юг, образуя в южной части 2 длинных залива - "штанины", как называют их местные жители. На севере из озера вытекает одноименная река, несущая свои воды к морю Лаптевых. Здесь горы расступаются и до самого побережья тянутся болотистые тундры.

Сильный северный ветер позволил нам поднять парус на нашем "фрегате" - квадратный полиэтиленовый тент. Зашелестела вода под носами баллонов, запенились бурунчики, для нас ветер стих, катамаран потянуло против течения к воротам озера.

Избушка-кордон заповедника на западном берегу озера приготовила нам подарки. Да, россомаха поорудовала в нем неплохо, на полу ровный грязный прилипший слой - месиво из муки, крупы, изюма, бумаги, разного хлама. Но стеклянные банки с маринованными помидорами, несколько банок консервов, уцелевшие остатки крупы и муки пополняют наши скудные запасы. Топором разрубаем окаменевшие буханки черного хлеба, вырубаем куски плесени, поселившейся внутри, с наслаждением грызем уцелевшие от порчи корки.

Ураганный ветер клонил деревья к земле. От обильного непрекращающегося ливня по склонам озера, через лес, между стволами, пренебрегая руслами ручьев, бурля и пенясь, неслись мутные потоки воды с высокими стоячими валами. На сутки жуткой непогоды маленький безлюдный кордон по воле Божьей стал прибежищем 12 человек. Когда мы растопили в избе печь, к нам ввалилось пятеро мокрых замерзших мужиков - группа туристов из Тольятти. Облепив печь и трубу, некоторое время они, оттаивая, приходили в себя. Эти железные люди, не имея гидрозащиты, шли на маленьком четырехместном катамаране и при волнении сидели практически по пояс в ледяной воде. Они настолько замерзли, что легко поверили в то, что помидоры входят в нашу продуктовую раскладку. Мы сразу окрестили их группу "Боевыми слонами", а нашу они нарекли "Девчатами".

Вскоре на кордон пришел и озабоченный Митя - водный поток неожиданно прошел под его палаткой, насквозь промочив пуховый спальник. "Первый случай в моей практике",- удивлялся путешественник.

Непогода сменилась полным штилем. На ровной зеркальной глади, тревожимой лишь мерными всплесками весел, отражались окрестные горы. Казалось, что мы вовсе не движемся, потому что пейзаж почти не менялся. Чистый воздух приближал очертания дальних склонов. Ближайший мыс в 10 километрах от нас просматривался настолько четко, что казалось, он совсем рядом.

На южном кордоне нас радушно встретили егеря и научный сотрудник заповедника, угостили сагудаем - сырой рыбой, замоченной в уксусе с луком и перцем. Ведро этого удивительного кушанья легко уместилось в наших желудках. Здесь, на южном кордоне, хариусов ели только собаки, и то неохотно, люди же употребляли рыбку повкуснее - гольцов, сигов, ряпушку.

От озера поднимаемся на плато, делаем описание растительности, вновь прослеживая, как лиственничная тайга из лиственницы Гмелина сменяется горными кустарниковыми и лишайниковыми тундрами, которые на вершинах уступают место безжизненным голым скалам и каменным осыпям, среди которых можно отыскать агаты - молочно-голубые или розовые, полосатые на сколе, покрытые сверху щеткой кристаллов камни.

Снова бушует, неистовствует Аян. Ветер срывает пенные гребешки с волн, обдает нас водой. Моторка, лавируя между волнами, тянет наш катамаран против ветра к выходу в южную "штанину"-залив. На середине озера ветер стал нам попутным, перебираемся с лодки на катамаран, при качке это сделать нелегко - наше судно то проваливается вниз, то взмывает к борту моторки. Прощаемся с егерем и Антоном, он остается и улетит в Норильск на ближайшем попутном вертолете.

Теперь нас пятеро. Поднимаем парус. Болтанка тут же прекращается, корма временами уходит под воду. Мы приобретаем хорошую скорость, близкий берег проносится мимо. Наш путь из сердца плато Путорана - озера Аяна - продолжается дальше, на юг. "Идем в печенки!"- смеемся мы.

Северные реки на мелких широких разбоях русла промерзают зимой до дна. Грунтовые воды, ища выхода, просачиваются, пробиваются на поверхность, изливаются и замерзают. Некоторое время, пока ослабевает напор водяных масс, движущихся с верховьев долины, на замерзшие натеки ложится снег. Снова скопившиеся воды пробиваются наружу и застывают очередным слоем. Так образуются наледи, не тающие даже летом.

В двухметровых, слоистых на изломе ледяных полях, река проложила извилистые проходы. От наледи откалываются большие обломки льда, этакие сухопутные айсберги, так и оставшиеся на мели и не достигшие моря.

22-х метровый водопад Нерала коварен. Он не предупреждает плывущих путешественников о своем присутствии - не видно водяной пыли над урезом воды, и деревья за водопадом растут на том же уровне, что и до него - это характерно для рек плато, ведь за водопадами начинаются отвесные скальные каньоны. Их верхняя граница лежит на одной и той же высотной отметке практически на протяжении всей длины каньона. Так, каньон Нерала, начинаясь 22-х метровой высотой, тянется на 10 километров вниз по течению и отвесы в конце него достигают стопятидесятиметровой высоты. Водопад хранит страшную трагедию. Шесть человек погибло в нем. Люди, сплавлявшиеся на двух катамаранах, слишком поздно увидели опасность - на сильном течении перед падением уже невозможно было причалить. Оба катамарана провалились вниз. Только двое человек чудом уцелели.

Перед сливом вода ударяется в большой острый камень-зуб, образует красивый веер пульсирующих брызг, периодически всхлестывающихся над ним. Затем весь поток падает вниз и, ударяясь о скальный выступ, рушится в темную каменную чашу.

Озеро Дюпкун - провал, трещина между горами. Запрокидывая головы вверх, осматриваем окрестности. С крутых склонов по обоим берегам в озеро стекают ручьи, на каждом из которых просматриваются ступенчатые высокие водопады. Раннее утро. Низко над водой, на фоне слоистых горных склонов, словно караван верблюдов, неспешно тянется вереница маленьких кудрявых облачков. Они медленно струятся за поворот, повторяя изгибы узкого озера.

Наша мачта в периоды штиля очень живописна. Ванты увешаны сушащимися футболками, штанами, рубашками. Больше месяца мы находимся в плавании. Наши трапезы растягиваются - после скудной порции каши съедается по 3 "стандартных" 700-800-граммовых хариуса - именно такие чаще всего попадаются на блесну или мушку. Причаливаем у особо выдающихся водопадов, подходим к их отвесным струям, купаемся в ледяных пенных скальных чашах под сливами. 30-50 метров высоты для здешних падунов - дело обычное, и на одном притоке количество их может доходить до десяти.

Егерь кордона на Дюпкуне рассказал нам про дальнейший путь: "Река Наледная? О, я над ней на вертолете пролетал, на буране зимой ездил. Нет, водопадов на ней нет, плывите спокойно. Выплывете в Хантайское озеро, а там уж и до поселка рукой подать". (Мы немного изменили свой маршрут, поэтому не имели никаких описаний.)

Наледная часто разливается, теряется среди камней. Нелегко отыскивать среди многочисленных проток основную струю, мы часто садимся на мели, перетягиваем груженый корабль через булыжники. Постоянное соскакивание и впрыгивание на катамаран лишает сил. Скользкие камни норовят уронить в воду, мы радуемся, если удается проплыть метров 50 и не сесть на мель.

Наконец река сузилась и быстро понеслась под уклон. Впереди на воде угадывался резкий перепад высоты - видимо, мы подплывали к порожистому участку, и тут Юлька углядела чуть заметную зловещую водяную пыль. "Водопад!"- как выстрел из пистолета прогремело спокойно произнесенное слово. Ожесточенно работая веслами, причаливаем за несколько метров до уреза воды. Бежим вперед, видим шестиметровый слив, кричим от радости, обнимаемся и целуемся. Мы живы!

Бегу вперед вдоль извилистого каньона и вскоре обнаруживаю второй могучий водопад. Вот вам и безопасная из иллюминатора вертолета речка Наледная.

Под водопадом на каждый заброс за блесну хватают гладкие зубастые хищные рвущиеся гольцы. Набираем Зх-литровый котелок икры, устилаем камни потрошеными тушками. У нас не пропадает ничего, даже головы идут в дело - на уху.

Плывем, преодолевая пороги, и за каждым поворотом нам мерещится новый водопад. Сижу на носу, передо мной возвышается, защищая от высоких валов, голова нашего зверя-катамарана - более толстый, чем в средней части, наплыв баллона. Пятнистый цвет оболочки придает голове сходство с драконьей. Прямо мне навстречу несется скальный отвес, отчаянно гребя, мы пытаемся уйти, избежать удара. Но струя бьет прямо в стену. Понимаю, что уже не увернуться, что столкновение неотвратимо, обреченно убираю весло, зачем-то снимаю кепку и, отпрянув назад, приготавливаюсь быть размазанной по скале. Резкий удар, голова зверя задирается вверх, откидывается назад, принимая на себя всю мощь столкновения, и, словно мячик пинг-понга, стена отщелкивает наш могучий корабль, течение подхватывает и относит в сторону. Прижим пройден без потерь!

Несемся дальше, глаза постоянно автоматически оценивают берега - можно ли будет зачалить катамаран, если что? На крутых поворотах кормовые гребцы лихорадочно теребят носовых: "Не пора ли пристать, видно ли впереди воду?" "Вода видна",- успокаивают носовые. Если видна, значит нет крутого падения, нет водопада. На очередном повороте, не видя впереди безопасной глади за валами, на ходу выскакиваю на затопленную каменную косу и прямо на стремительном течении пытаюсь удержать нашу нагруженную махину, хотя ясно, что сделать это в принципе невозможно, будь я даже Иваном Поддубным. Пока катамаран делает оборот вокруг носа - телемарк - Шурик, привстав, мгновенно оценивает ситуацию и, словно моряк, с долгожданным вожделением орущий с клотика: "Земля!", кричит мне: "Вижу воду! Прыгай!" Катамаран уходит, тащит меня за собой по воде, о камни биться не хочется, и в мгновение ока я оказываюсь верхом на баллоне.

Акватория Хантайского озера встречает нас ветром в лицо. Грести невозможно, пережидаем сильный дневной ветер и идем ночью. Продукты на исходе, но ведь мы почти в поселке, он должен быть тут, за ближайшим мысом - именно это место обозначил на карте егерь. Почему же не видно огней, не слышно моторок, лая собак? Уже поздно, успокаиваем себя. А вот и фонарь мелькнул сквозь деревья! Заходим за поворот и видим яркую звезду на уже темном заполярном сентябрьском небосклоне. Поселка нет...

И все-таки мыс обитаем. Утром знакомимся с охотником, живущем в единственной здесь избушке. До поселка еще 80 километров по прямой.

Угощаемся хрустящим свежевыпеченным хлебом. Что бы мы делали без добрых людей, встретившихся нам на пути? К вечеру поднимается попутный ветер. Не теряя времени, ставим мачту, парус и тут же отчаливаем. Ветер свежеет, переходит в штормовой.

Гнется хрупкая лиственничная мачта, спускаем гик пониже. Но совсем парус убирать нельзя, мы потеряем управление, нас развернет боком к волне, начнется качка и через какое-то время, в нормальном или перевернутом положении, нас припечатает к берегу, будет тереть о скалы, бить о камни.

Корма ушла под воду, и назад просто страшно оборачиваться. Огромные хищные волны с белыми гребнями пены нагоняют нас и, кажется, легко могут поглотить наше, раньше казавшееся таким огромным, ныне крохотное суденышко. Где-то под баллонами полощется в капроновом мешочке, разбухая, кружка гороха - последняя наша еда. До ближайшего берега несколько километров. В надувных емкостях нашего катамарана нет страховочных перегородок - мы облегчали вес - и любой прокол или расползание шва одного из баллонов реально грозит нам смертью в ледяной воде. Мы все отчетливо понимаем это, все боимся, но молчим и не признаемся друг другу. Все ясно без слов. Попутный ветер бывает не каждый день, и мы сознательно идем на риск, на огромной скорости приближаясь к финишу маршрута. Держись, наш парус, - старенький, дырявый, весь в заплатах кусок полиэтилена!

За вечер и полночи мы преодолели расстояние до поселка. Горы расступились, прибой грохотал по гальке. В накате волны мы выбросились на отмель недалеко от поселка, а утром подгребали к нему на стихающем ветру.

- Где тут у вас взлетная полоса?! - воскликнул Шурик, выскочив навстречу первому человеку на берегу.

- Да где хошь... - опешил тот. Ну откуда было взяться взлетной полосе в этом далеком, затерянном на краю гор среди озер и болот маленьком поселке, где рядом с деревянными домиками стояли чумы. Вертолет из Норильска прилетал сюда один раз в месяц, и еще одной нашей удачей, очередным везеньем был именно этот день, день нашего прибытия, день, когда сюда залетал вертолет.

Горы Путорана покорили нас навсегда. И, поднимаясь над тундрой, мы знали, что непременно вернемся к ним в гости, пройдем по каменным клумбам аметистов, дымчатых кварцев, агатов. Умоем лица водами Большого Курейского водопада.

Автор - Марина Галкина

Как в Нью-Йорке тайное метро строили

 

Эта история произошла во второй половине позапрошлого века и, на мой взгляд, отлично отражает дух Америки той эпохи: тяга ко всему новому, сочетание авантюризма, предприимчивости и огромной веры в технический прогресс.
Впрочем, для начала заглянем в Старый Свет, в Лондон, где в 1853 году была построена первая линия пневмопочты, соединившая Лондонскую фондовую биржу и здание Главного телеграфа. Заказчиками нововведения выступили, понятно, трейдеры, для которых время получения и передачи информации играло немалую роль в зарабатывании денег. Паровой компрессор нагнетал воздух в трубу, разгоняя таким образом по ней цилиндры с телеграммами.
Нововведение быстро оценили и стали искать для него новые области применения.
Не знаю, кто первым пришел к мысли «если по трубе можно отправить капсулу с письмами, то почему нельзя проделать тоже самое с людьми». Но в 1867 г. на ярмарке Американского института в Нью-Йорке изобретатель Альфред Бич продемонстрировал «надземку» – поезд с пневматическим приводом внутри трубы. Он также придумал проект короткой цилиндрической проходческой машины щита около трех метров в диаметре, сделанной из железа и дерева, которая была способна прорыть круглый туннель под землей и приводилась бы в движение гидравлической силой.
Но и в то время нельзя было просто взять и начать внедрять новый вид общественного транспорта в жизнь крупного города. Предварительно надо было заручиться согласием городских властей. И вот с этим у Бича вышла проблема.

Офис пневматической почты в Филадельфии

Политикой Нью-Йорка в то время управлял Уильям Твид, который известен как один из самых беспринципных политиков в истории США (получить такой статус было непросто, конкуренция в этой номинации была бешеная). Еще его называют символом коррупции и казнокрадства. Например, строительство суда округа Нью-Йорк, которое он продавил и курировал, благодаря завышенным расценкам и махинациям со сметами обошлось налогоплательщикам в 12 миллионов долларов. Для сравнения, примерно в то же время Америка заполучила Аляску за семь миллионов (и это считалось немалой ценой). Всего же шайка Твида за полтора десятилетия его нахождения во главе организации демократической партии штата Нью-Йорк (которая фактически управляла городом) украла более сотни миллионов долларов.
Одним из источников его доходов были откаты от компаний, занимавшихся маршрутами городского общественного транспорта (конные и автобусы на паровом ходу). Они видели в Биче конкурента, тем более обладавшего патентом на свою технологию, и легко убедили коррумпированных политиков в том, что никакого другого транспорта городу не надо.
Но, поскольку Бич был изобретательным человеком, это его не остановило, и он нашел способ обойти препоны. Сначала он получил разрешение проложить под землей несколько линий пневмопочты. Затем внес изменения в проект, согласно которым вместо нескольких тонких труб надо было проложить одну большую, которая, якобы, объединила бы внутри эти линии.
Имея на руках необходимые бумаги и построенную проходческую машину, Бич приступил к прокладке линии под Бродвеем на глубине в семь метров. Через два месяца, в феврале 1870 года представил публике готовую пробную часть задуманного им «Пневматического транзита Бича». Почетные гости, включая представителей муниципалитета, и репортеры спустились в подвал одного из бродвейских магазинов… и оказались на подземной железнодорожной станции.
Бич понимал значение первого впечатления и потому посетителей ждало необычное зрелище. Вместо темного и сырого подвала, обычного для зданий того времени – освещенное помещение с фонтаном из которого выходил тоннель, облицованный белым кирпичом. Как написал репортер New York Times: «Все ушли удивленные и удовлетворенные… Надежность механизмов и безопасность работающего устройства заставили замолчать тех, кто пришел лишь затем, чтобы выявить какой-нибудь научный или технический изъян в этом проекте».

И уже 1 марта станция открыла двери для всех желающих прокатиться на подземном пневмопоезде Бича. Работал он так: огромный, мощностью в сто лошадиных сил вентилятор, установленный в задней части станции, толкал закрытый вагон поезда по рельсам на расстояние в 90 м, включая поворот, к следующей и единственной станции. Затем инженеры переворачивали вентилятор, чтобы создать в тоннеле отрицательное давление, которое возвращало поезд в исходную точку. Кабина поезда вмещала восемнадцать пассажиров. Прокатиться стоило четверть доллара (больше 10 баксов по современным ценам), но поскольку поезд воспринимался горожанами как любопытный аттракцион желающих купить билет хватало.
Дело пошло, на Бича стали выходить потенциальные инвесторы, и он уже запланировал целую сеть подземных тоннелей под Манхеттеном. Если бы получилось, ньюйоркцы обзавелись бы собственным метро ненамного позже лондонцев. И еще вопрос, чье было бы круче: в Лондоне до 1890 года поезда ходили на паровозной тяге и ввиду слабой вентиляции на посадочных платформах было не продохнуть. И уж понятно, никаких фонтанов в английском метро не было.
Но в дело вмешался Билл Твид, которого изрядно разозлил обман со стороны Бича. Он заблокировал строительство и распорядился профинансировать из казны штата строительство надземной железной дороги на западе Манхеттена (откуда планировал начинать строительство своей сети Бич).
Бороться с могущественным политиком изобретателю было явно не под силу. Инвесторы исчезли «как с белых яблонь дым». По сути, у Бича осталась лишь девяностометровая подземная труба, катание по которой очень быстро наскучило горожанам (было бы странно выстроить успешный бизнес на демонстрационном образце). И в 1873 году его компания обанкротилась. Вскоре на закрытой станции случился пожар. Хотя, когда уже в начале ХХ века, рабочие случайно вскрыли замурованный тоннель, построенный Бичем, он, согласно отчету, находился в превосходном состоянии.
Бич урок из истории извлек и больше бизнесом не занимался, сосредоточившись на работе редактора Scientific American. Официальное открытие метро в Нью-Йорке произошло лишь 27 октября 1904 года.

Источник:

Радиевые девушки. «Они все еще светятся в своих гробах».

 

В 1898 году Пьером и Марией Кюри был открыт радий (Ra). Это открытие принесло им Нобелевские премии и сделало Марию Кюри первой женщиной, получившей эту высокую награду. В то время об этом химическом элементе было известно немного, кроме того, что он источал слабое свечение. Мария Складовская-Кюри скончалась от болезни крови, вызванной длительной работой с радием.

Вскоре ученые, те из них, кто существовал на жалование от «радиевых компаний», начали публиковать исследования, рекламирующие целебные свойства радия. Это привело к тому, что радий был включен во многие потребительские товары: зубную пасту, косметические средства, питьевую воду. Реклама этих товаров обещала «сияющее» здоровье и жизненную силу.

Американская компания «Radium Corp.», занимавшаяся добычей радия в штатах Колорадо и Юта, использовала радий для создания люминесцентной краски «Undark». Одним из вариантов применения краски стали циферблаты часов и приборных панелей.

Вначале святящиеся часы были не более чем диковинкой, но потом вмешались военные. С вступлением США в Первую Мировую войну в 1917 году оборонная промышленность увидела полезность циферблатов, которые светились бы настолько, чтобы их владелец мог видеть обозначения ночью, но не настолько, чтобы их мог видеть противник.

Правительство разместило тысячи заказов на светящиеся часы и приборные панели, что побудило компанию-производителя расширить свою деятельность и нанять сотни рабочих, в основном девушек, чьи маленькие ручки и аккуратность лучше подходят для тщательной работы по покраске крошечных деталей циферблатов.

В конце 1910 годов для женщин, которые нуждались в работе, существовало не так много вариантов. На вакансиях, куда их были готовы принять, женщинам платили на порядок меньше, чем мужчинам. Но в компании «Radium Dial Co.» заработная плата работников почти в три раза превышала сумму, которую платили рабочим в среднем по стране. В сегодняшних деньгах заработок составлял 40 000 долларов в год. А с вступлением США в Первую Мировую войну появилась дополнительная мотивация – женщины гордились своей работой, зная, что они помогают военным усилиям. Поэтому женщины, в том числе девочки, начиная с одиннадцатилетнего возраста, стремились устроиться на заводы «Radium Dial Co.».

Первое, чему учили приступавших к работе женщин, очередности действий, которые нужно довести до автоматизма: «губа, погружение, покраска». Это означало, что девушке следовало облизать кисть, смочив ее слюной, потом окунуть в светящуюся краску, после чего нанести вещество на циферблат или приборную панель. После окрашивания процедура повторялась. Работницы были уверены, что краска безопасна. Им так говорили менеджеры. Они даже считали, что работа на «Radium Dial Co.» дает им преимущество, которого нет ни у кого. Используя свой доступ к светящейся краске, девушки наносили ее на ногти, на волосы и одежду, а некоторые, чтобы удивить друзей за пределами фабрики, красили радиевой краской даже губы.

Разумеется, опасность, которую таит в себе радиация, не была тайной в то время, и руководство компании, обслуживающие ее ученые, использовали свинцовые защитные экраны и щипцы при соприкосновении с радиоактивными материалами. Изобретатель краски «Undark», доктор Забин А. фон Зохоки, при посещении фабрики увидевший, что девушки подносят кисть к губам, сделал им замечание, что это может быть опасно. Когда же позднее девушка задала вопрос менеджеру о предупреждении ученого, тот отмахнулся и сказал, что фон Зохоки имел в виду что-то другое.

Страшные последствия

Потребовалось несколько лет, прежде чем работницы фабрики поняли, что предупреждение изобретателя краски не пустые слова. Сначала женщины начали испытывать анемию и усталость, но потом им становилось все хуже. Многие страдали от кровоточащих десен и болей в челюстях. Затем начали выпадать зубы. Среди работниц фабрики участились случаи выкидышей и рождения мертвых детей. Кости становились настолько хрупкими, что женщины не могли ходить, не опасаясь переломов. Осаждаясь в костной ткани, радий разрушает ее. Процент заболеваемости раком среди работниц взлетел до небес. Рентгеновские снимки больных женщин показали, что их челюсти были испещрены отверстиями и напоминали пористую губку. Позднее, этот эффект получит название «радиевая челюсть».

Первой жертвой на заводе «Radium Dial Co.» стала работница Амелия Маджиа. Сначала у нее начались зубные боли, а затем зубы начали гнить и выпадать. Когда она пришла к дантисту для удаления зуба, врач с легкостью вытащил зуб вместе с фрагментом челюсти. Язвы в местах удаленных зубов не заживали, они воспалялись, кровоточили и заполнялись гноем.

Амелия скончалась 12 сентября 1922 года. На момент смерти она лишилась всех зубов, ей полностью удалили нижнюю челюсть, и она не могла ходить. Ей было 24 года.

Сокрытие

Женщины отчаянно искали причины своих быстро прогрессирующих болезней, последствия которых становились ужасными. Но врачи ставили им диагнозы, начиная от артрита, заканчивая туберкулезом. Иногда они заявляли о психосоматических причинах болезни.

Но несчастные работницы не знали, что услуги практически всех местных врачей щедро оплачивались менеджерами «Radium Dial Co.». Поэтому, когда женщины-работницы начали умирать, врачи сделали заключение, причем озвучили его публично, что все они умерли от последствий сифилиса. Это не только создавало для компании удобную легенду прикрытия, но и очерняло репутацию женщин.

Конечно же, в «Radium Dial Co.» прекрасно знали об опасности производства радиолюминесцентной краски. В 1924 году руководство наняло профессора физиологии из Гарварда доктора Сесила Дринкера, чтобы он изучил условия труда на заводе «Оранж» в Нью-Джерси. После тщательного анализа Дринкер пришел к выводу, что производственные цеха предприятия имеют следы тяжелейшего загрязнения. Каждый работник, занятый покраской циферблатов, подвергается радиоактивному заражению. Дринкер изложил свои выводы в подробном отчете, но руководители компании не только проигнорировали рекомендации ученого, но и запретили ему публиковать результаты его работы. Когда же представители компании передали отчет Дринкера в Департамент труда штата Нью-Джерси, выяснилось, что тот был полностью переписан и содержал положительные результаты исследований. В нем говорилось, что каждая девушка, занятая на производстве, «находится в отличном состоянии».

«Радиевые девушки»

Одна из работниц завода «U. S. Radium's Orange» Грейс Фрайер, того самого завода, где проводилось исследование доктора Дринкера, обнаружила те же симптомы, что и другие девушки. К тому времени врачи, не охваченные финансовым покровительством радиевой компании, стали замечать ненормальный рост странных симптомов и заболеваний. Заметили они и то, что заболевали исключительно женщины, и всех их объединяло то, что они работали в одном месте – на заводе «U. S. Radium’s Orange».

При этом «Radium Dial Co.» продолжала придерживаться политики обмана. Работниц завода «U. S. Radium’s Orange» обслуживал врач Фредерик Флинн. Осмотрев Грейс Фрайер, он заявил, что с ней все в порядке, а причина ее недомогания артрит. Флинн прописал ей аспирин и сказал, что нет причин для беспокойства. А между тем состояние Грейс только ухудшалось. От воздействия радия ее позвоночник не мог удержать вес тела, и Грейс могла стоять только при помощи металлической поддерживающей скобы. Фрайер, как и другие женщины, не знала, что Фредерик Флинн никакой не врач, а пиарщик компании, которая платила ему деньги за распространение дезинформации.

Умная и решительная дочь профсоюзного лидера Грейс Фрайер поняла, что компания, на которую она работает, затеяла грязную игру, и воспользовавшись действовавшим в Нью-Джерси законом о производственных травмах, Фрайер и еще четыре женщины пострадавших от отравления радием – Эдна Хассман, Кэтрин Шауб и выжившие сестры Амелии Маджии, Кинта Макдональд и Альбина Ларис – подали в суд в надежде добиться справедливости.

Борьба за справедливость

В течение двух лет радиевые девушки не могли найти адвоката, который согласился бы отстаивать их интересы в суде. Ситуация осложнялась тем, что у них не было денег. Львиную долю сбережений им приходилось тратить на лечение тяжелейших заболеваний, не оставляя ни копейки на оплату услуг адвокатов и экспертов. Кроме того, когда юристы слышали, что ответчиком выступает крупная корпорация, да к тому же военный подрядчик, энтузиазм быстро улетучивался. Существовали и юридические тонкости. В деле было множество разных симптомов и заболеваний, огромное количество поддельных диагнозов и фальшивых отчетов, проплаченных корпорацией, и все это требовало значительной экспертной оценки специалистов. Но даже, если адвокату удалось бы разобрать этот ворох документов, отделив правду ото лжи, и доказать, что женщин убивает радий, отравление радием не входило в «компенсируемый» перечень болезней и травм. В судебной практике еще не существовало прецедента о компенсации за болезнь, полученную в результате радиоактивного отравления. Прецедент пришлось бы создавать.

Наконец, нашелся один смелый адвокат. Им стал Рэймонд Берри, и он согласился представлять радиевых девушек совершенно бесплатно.

К счастью, в это же самое время практика применения радия в США была подвергнута критике и разоблачена врачом Харрисоном Мартландом, входившим в Национальную лигу потребителей и работавшим в паре с журналистом Уолтером Липпманом. Мартланд обследовал нескольких радиевых девушек, в том числе провел вскрытие умерших. Именно он отметил, что их тела светились в гробах. Мартланд сделал заключение, что женщины умерли в результате радиационного отравления или «радиевой болезни». Понятие «лучевая болезнь» в то время еще не применялось.

Национальная лига потребителей связалась с гарвардским профессором Дринкером и потребовала, чтобы тот представил свой первоначальный неотредактированный вариант отчета проверки завода «U. S. Radium’s Orange». Дринкер согласился, и правдивый отчет был опубликован. Дело сдвинулось с мертвой точки и то, что последовало вслед за этим, стало сенсацией в СМИ.

«Radium Dial Co.» удавалось ставить препоны расследованию и по этой причине оно затянулось еще на три долгих года. «Radium DialCo.» только усугубила свою вину, ведь за это время женщины продолжали заболевать и умирать от радиации.

Судебные слушания

Первое судебное заседание состоялось в январе 1928 года. Ни одна из пяти женщин, которые подали иск против радиевой компании, не смогла поднять правую руку, чтобы принести присягу, настолько они были истощены болезнью, вызванной радиацией. Две из них, Макдональд и Хассман, уже не вставали с постели.

Адвокаты ответчика стремились затянуть процесс. Их циничный расчет сводился к тому, что женщины просто умрут, и тогда обвинения против их клиентов будут сняты. Судья одобрил большинство задержек, и позднее выяснилось, что неспроста, ведь он также был акционером «Radium Dial Co.».

Предварительные слушания длились до ноября 1928 года, и вдруг стало известно, что умер Забин А. фон Зохоки от радиоактивного отравления радием. Его смерть прорвала противостояние с «Radium Dial Co.», и она сдала позиции, согласившись на досудебное соглашение. Каждая из девушек получила единовременную выплату в 10 000 долларов (около 150 000 в сегодняшних деньгах) и ежегодную пожизненную выплату в 600 долларов, а также оплату всех юридических издержек и медицинских расходов. В свою очередь копания не признавала за собой никаких нарушений. Президент компании Кларенс Ли остался при своем мнении. Он писал: «Мы дали работу очень многим людям, в том числе тем, кто физически не мог работать в других отраслях промышленности, инвалидам и недееспособным. То, что считалось проявлением доброты с нашей стороны, с тех пор обернулось против нас самих».

В других штатах, где находились заводы «Radium Dial Co.», работницы подавали аналогичные иски, но добиться компенсационных выплат им не удавалось на протяжении десяти лет. Только в 1939 году, доведя дело до Верховного суда США, «Radium Dial Co.» была обязана заплатить. К этому времени многие женщины, подавшие иски, скончались. А для оставшихся в живых полученные деньги зачастую были использованы для оплаты собственных похорон, поскольку они жили лишь несколько месяцев после достижения соглашения с «Radium Dial Co.».

«Радиевые девушки» из Нью-Джерси добровольно позволили ученым изучить их в последние дни жизни, чтобы мир мог больше узнать о последствиях воздействия радиации на организм человека. Результаты этих исследований позволили разработать протоколы по обеспечению безопасных условий труда. А также они были использованы при разработке и производстве ядерного оружия.

Что же касается «Radium Dial Co.», компания обанкротилась в 40-е годы. Здание завода в Нью-Джерси было снесено в 1968 году, а обследование земли в 1979 году показало, что она до сих пор носит следы радиационного заражения. Как утверждают местные жители, никаких дезактивационных работ властями не предпринималось.

В 2019 году переведена на русский язык и опубликована книга Кейт Мур «Радиевые девушки». Говоря о том, почему эта история должна быть рассказана, Мур отметила: «Я беспокоюсь о сохраняющемся коммерческом инстинкте, приоритете прибыли над людьми. Пока этот инстинкт сохраняется, история, подобная той, что произошла с девушками из «Radium Dial Co.» все еще может повториться».