Нередко , особенно последние пять лет, слышу – нужно создавать новые мифы Одессы.
Обычно при этом улыбаюсь
Люди, привыкшие к жизни по директивам , убеждены, что мифы вызревают не в городе, не у горожан, а спускаются на парашютах по велению «свыше»
Вот совсем недавно услышал, что на одесской киностудии запущен фильм, где украинские казаки служат в турецкой армии и доблестно борются с российскими войсками.
Вот так создают, как им кажется , новую мифологию.
Не задаю вопрос – могло ли такое быть? Жизнь настолько многообразна, что в ней было все. Но у художника всегда есть выбор, что героизировать, что считать нравственным, что безнравственным.
И мне кажется, что тот образ, который за 225 лет создала Одесса, образ вольнолюбивого, европейского города, «улыбки Бога», как назвал ее Георгий Голубенко , еще долго будет жить в сердцах.
Как же складывался этот образ?
Обычно при этом улыбаюсь
Люди, привыкшие к жизни по директивам , убеждены, что мифы вызревают не в городе, не у горожан, а спускаются на парашютах по велению «свыше»
Вот совсем недавно услышал, что на одесской киностудии запущен фильм, где украинские казаки служат в турецкой армии и доблестно борются с российскими войсками.
Вот так создают, как им кажется , новую мифологию.
Не задаю вопрос – могло ли такое быть? Жизнь настолько многообразна, что в ней было все. Но у художника всегда есть выбор, что героизировать, что считать нравственным, что безнравственным.
И мне кажется, что тот образ, который за 225 лет создала Одесса, образ вольнолюбивого, европейского города, «улыбки Бога», как назвал ее Георгий Голубенко , еще долго будет жить в сердцах.
Как же складывался этот образ?
«Было у них там на «Юго-Западе» эдакое заведение, что-то вроде кабака или театрика: Художники,Литераторы, Артисты, Музыканты – ХЛАМ» - вспоминал, рассказывая о Багрицком, Владимир Маяковский.
Действительно, было. И как ему было не быть, коль творческая жизнь Одессы могла уступить разве что Петербургу и Москве.
Тот «ХЛАМ», который запомнился Маяковскому, находился там, где позже было выстроено здание нынешней Академии холода, напротив Университета.
Но вспомнить следует не только о творческой молодежи 20-х годов, а об их предшественниках, прославивших Одессу. Не случайно же до «ХЛАМа» в Одессе молодые поэты создали кружок «Зеленая лампа», как бы подчеркивая свое происхождение от классиков.
«Итак, я жил тогда в Одессе», - писал Александр Сергеевич Пушкин.
Если бы выписать по строке из поэзии и прозы высказываний о нашем городе литераторов, получилась бы не статья , а книга.
«С бульвара к морю ведет единственная в своем роде лестница, она разделена на 10 уступов по 20 ступенек каждый. Кажется, 200 ступеней, а входишь легко», - засвидетельствовал великий русский драматург Александр Николаевич Островский. Сейчас у нее осталось лишь 192 ступени, уже не спускается она к морю, а ведь было…
«Одесса опускала в синие волны нижние ступеньки своей колоссальной лестницы», - подтверждал поэт Яков Полонский в романе об Одессе – «Дешевый город».
Нет, цитаты из писателей, как бы коротки они ни были, не могут выручить ни в путеводителе, ни в альбоме, они захлестнут морем слов.
Но есть имена, при упоминании которых весь мир вспоминает Одессу.
Исаак Бабель. Даже, когда автор «Одесских рассказов» ругал родной город, он делал это так точно, как никто другой. В 1924 году он написал: «Одесса мертвее, чем мертвый Ленин». И это было правдой.
Илья Ильф. Я наугад открываю «Записные книжки» и читаю: «Мне не нужна вечная игла для примуса. Я не собираюсь жить вечно».
И, наконец, Михаил Жванецкий, доказавший, что словесность в Одессе никогда не окончится : «Я дошел до того, что могу позвонить в Америку, сказать, что у меня хорошее настроение и положить трубку».
Что ни говори, но миф Одессы запечатлела великая литература.
И дело не в именах – Аверченко, Дорошевич, Дон Аминадо, Вера Инбер, дело в щемящей грусти и юморе, умении о своей боли – как писал Владимир Жаботинский – рассуждать как о боли соседа, человека другой нации и веры, но такого же как ты одессита.
А может, рассказ о мифе Одессы следует начинать с художников. Они научили нас с вами видеть одесскую сирень, акацию, брызги и волны моря.
И до Кириака Костанди в нашем городе были живописцы, но южнорусская школа родилась его усилиями. А вслед за ним Петр Нилус и Тит Дворников, Герасим Головков и Николай Кузнецов привили одесситам вкус к трепетной дымке воздуха, к обыденным, но завораживающим пейзажам.
И эта любовь сохраняется уже более века. Наследие Костанди поддерживали Стилиануди и Синицкий, их учениками были Шелюто и Гавдзинский – южнорусская школа не прерывается до наших дней.
Но рядом возникли мощные поросли авангарда: в Одессе учились братья Бурлюки, Баранов-Россинэ, Крученых, здесь выставлялись Кандинский и Фраерман, Фальк и Нюренберг.
Параллельные линии в эвклидовой геометрии не пересекаются. Но кто доказал, что не в системе Лобачевского существовало Черное море, средиземный ветер, город Одесса…
Нельзя представить себе Южную Пальмиру без театра… Вспомним вновь Пушкина – его строфы, посвященные одесской опере, примадоннам, балету. Театр был не только развлечением, но и трибуной, и актеры любимцами публики, властителями их душ. Как в Москве на Лемешева, в Одессе ходили на Доната Донатова в оперу, позже на Наталью Барышеву в балет.
И слава Богу – у каждого из них есть последователи, ученики, продолжатели.
А театр музыкальной комедии, где звездами были Михаил Водяной, Юрий Дынов, Людмила Сатосова, Евгения Дембская, Галина Жадушкина.
А украинский театр В Одессе в Х1Х веке наиболее уютно себя чувствовал театр корифеев. В наши времена зажглись звезды Юрия Шумского, Лидии Мациевской, Ивана Твердохлиба, Николая Слёзки…
Русский драматический всегда привлекал талантливых режиссеров, драматургов, актеров. И вновь всех не перечислишь, но в послевоенное время блистали на нашей сцене Лия Бугова и Борис Зайденберг.
Никакая статистика не подсчитает, сколько цветов получили одесские артисты, сколько восторга вызвали они в сердцах благодарных зрителей.
Музыканты из Одессы всегда ценились во всем мире. Школа имени профессора Столярского («имени мене» – как говорил он сам) выпустила сотни талантливых скрипачей и пианистов. Имена Давида Ойстраха, Эмиля Гилельса, Святослава Рихтера – в Одессе он учился только у своего отца – украшали афиши всего мира. . Но Одесса подарила слушателям не только классическую музыку, но и джаз. Создатель теа-джаза Леонид Утесов до конца своей жизни повторял, что джаз родился не в Нью Орлеане -, а на Молдаванке. А кто только не приезжал в Одесу из великих музыкантов -–от П.Чайковского до А.Скрябина, от Энрико Карузо до Ф.Шаляпина.
Быть принятым в этом городе, «пройти Одессу» считалось подтверждением мирового класса игры.
Я начал эту страничку дневника с сообщения, что на киностудии снимается новый фильм. Давно пора возрождать киностудию. Ведь фильмы, снятые у нас Тодоровским, Юнгвальд-Хилькевичем, Говорухиным, Павловским, Кирой Муратовой любила, знала вся страна
Так создавался образ Одессы.
Так продолжает создаваться. Пару дней назад получил новое стихотворение Юрия Михайлика.
Умное, тонкое, нежное. О чем бы не писал – пишет об Одессе
***
Не доблесть и не лесть,
не честь и не заслуга –
мы просто жили здесь,
на самом юге юга.
Действительно, было. И как ему было не быть, коль творческая жизнь Одессы могла уступить разве что Петербургу и Москве.
Тот «ХЛАМ», который запомнился Маяковскому, находился там, где позже было выстроено здание нынешней Академии холода, напротив Университета.
Но вспомнить следует не только о творческой молодежи 20-х годов, а об их предшественниках, прославивших Одессу. Не случайно же до «ХЛАМа» в Одессе молодые поэты создали кружок «Зеленая лампа», как бы подчеркивая свое происхождение от классиков.
«Итак, я жил тогда в Одессе», - писал Александр Сергеевич Пушкин.
Если бы выписать по строке из поэзии и прозы высказываний о нашем городе литераторов, получилась бы не статья , а книга.
«С бульвара к морю ведет единственная в своем роде лестница, она разделена на 10 уступов по 20 ступенек каждый. Кажется, 200 ступеней, а входишь легко», - засвидетельствовал великий русский драматург Александр Николаевич Островский. Сейчас у нее осталось лишь 192 ступени, уже не спускается она к морю, а ведь было…
«Одесса опускала в синие волны нижние ступеньки своей колоссальной лестницы», - подтверждал поэт Яков Полонский в романе об Одессе – «Дешевый город».
Нет, цитаты из писателей, как бы коротки они ни были, не могут выручить ни в путеводителе, ни в альбоме, они захлестнут морем слов.
Но есть имена, при упоминании которых весь мир вспоминает Одессу.
Исаак Бабель. Даже, когда автор «Одесских рассказов» ругал родной город, он делал это так точно, как никто другой. В 1924 году он написал: «Одесса мертвее, чем мертвый Ленин». И это было правдой.
Илья Ильф. Я наугад открываю «Записные книжки» и читаю: «Мне не нужна вечная игла для примуса. Я не собираюсь жить вечно».
И, наконец, Михаил Жванецкий, доказавший, что словесность в Одессе никогда не окончится : «Я дошел до того, что могу позвонить в Америку, сказать, что у меня хорошее настроение и положить трубку».
Что ни говори, но миф Одессы запечатлела великая литература.
И дело не в именах – Аверченко, Дорошевич, Дон Аминадо, Вера Инбер, дело в щемящей грусти и юморе, умении о своей боли – как писал Владимир Жаботинский – рассуждать как о боли соседа, человека другой нации и веры, но такого же как ты одессита.
А может, рассказ о мифе Одессы следует начинать с художников. Они научили нас с вами видеть одесскую сирень, акацию, брызги и волны моря.
И до Кириака Костанди в нашем городе были живописцы, но южнорусская школа родилась его усилиями. А вслед за ним Петр Нилус и Тит Дворников, Герасим Головков и Николай Кузнецов привили одесситам вкус к трепетной дымке воздуха, к обыденным, но завораживающим пейзажам.
И эта любовь сохраняется уже более века. Наследие Костанди поддерживали Стилиануди и Синицкий, их учениками были Шелюто и Гавдзинский – южнорусская школа не прерывается до наших дней.
Но рядом возникли мощные поросли авангарда: в Одессе учились братья Бурлюки, Баранов-Россинэ, Крученых, здесь выставлялись Кандинский и Фраерман, Фальк и Нюренберг.
Параллельные линии в эвклидовой геометрии не пересекаются. Но кто доказал, что не в системе Лобачевского существовало Черное море, средиземный ветер, город Одесса…
Нельзя представить себе Южную Пальмиру без театра… Вспомним вновь Пушкина – его строфы, посвященные одесской опере, примадоннам, балету. Театр был не только развлечением, но и трибуной, и актеры любимцами публики, властителями их душ. Как в Москве на Лемешева, в Одессе ходили на Доната Донатова в оперу, позже на Наталью Барышеву в балет.
И слава Богу – у каждого из них есть последователи, ученики, продолжатели.
А театр музыкальной комедии, где звездами были Михаил Водяной, Юрий Дынов, Людмила Сатосова, Евгения Дембская, Галина Жадушкина.
А украинский театр В Одессе в Х1Х веке наиболее уютно себя чувствовал театр корифеев. В наши времена зажглись звезды Юрия Шумского, Лидии Мациевской, Ивана Твердохлиба, Николая Слёзки…
Русский драматический всегда привлекал талантливых режиссеров, драматургов, актеров. И вновь всех не перечислишь, но в послевоенное время блистали на нашей сцене Лия Бугова и Борис Зайденберг.
Никакая статистика не подсчитает, сколько цветов получили одесские артисты, сколько восторга вызвали они в сердцах благодарных зрителей.
Музыканты из Одессы всегда ценились во всем мире. Школа имени профессора Столярского («имени мене» – как говорил он сам) выпустила сотни талантливых скрипачей и пианистов. Имена Давида Ойстраха, Эмиля Гилельса, Святослава Рихтера – в Одессе он учился только у своего отца – украшали афиши всего мира. . Но Одесса подарила слушателям не только классическую музыку, но и джаз. Создатель теа-джаза Леонид Утесов до конца своей жизни повторял, что джаз родился не в Нью Орлеане -, а на Молдаванке. А кто только не приезжал в Одесу из великих музыкантов -–от П.Чайковского до А.Скрябина, от Энрико Карузо до Ф.Шаляпина.
Быть принятым в этом городе, «пройти Одессу» считалось подтверждением мирового класса игры.
Я начал эту страничку дневника с сообщения, что на киностудии снимается новый фильм. Давно пора возрождать киностудию. Ведь фильмы, снятые у нас Тодоровским, Юнгвальд-Хилькевичем, Говорухиным, Павловским, Кирой Муратовой любила, знала вся страна
Так создавался образ Одессы.
Так продолжает создаваться. Пару дней назад получил новое стихотворение Юрия Михайлика.
Умное, тонкое, нежное. О чем бы не писал – пишет об Одессе
***
Не доблесть и не лесть,
не честь и не заслуга –
мы просто жили здесь,
на самом юге юга.
Мы не придем из тьмы,
и тьмы с души не смоем,
но это были мы -
под небом и над морем .
и тьмы с души не смоем,
но это были мы -
под небом и над морем .
И наше ремесло –
не придавать значенья,
а ждать, чтоб все ушло
в сиянье и свеченье,
не придавать значенья,
а ждать, чтоб все ушло
в сиянье и свеченье,
чтоб наш недолгий след,
с двойным сливаясь светом,
исчез, как пена лет,
легко летящих с ветром.
с двойным сливаясь светом,
исчез, как пена лет,
легко летящих с ветром.
чтоб помнилось в крови
незнаемое прежде -
все море – о любви,
все небо - о надежде.
незнаемое прежде -
все море – о любви,
все небо - о надежде.
Вот и буду повторять – «все море – о любви. Все небо – о надежде»
Это реальное самоощущение. И мне не нужны никакие новые мифы.
А вам?
Е. Голубовский
Это реальное самоощущение. И мне не нужны никакие новые мифы.
А вам?
Е. Голубовский
Комментариев нет:
Отправить комментарий