Мой друг Макс недавно летел в Одессу. Рейс на Стамбул, "Турецкими авиалиниями". Я его отвез в аэропорт, он пошёл на контроль. Звонит мне через полчаса в панике: "Сашка, что происходит?! Тут столько евреев — я среди этих трехсот турков единственный гой!!!".
У меня есть и другие друзья, мама которых 18 лет ждала их приезда, чтобы первый раз съездить с Брайтона в Централ-парк... Это 19 миль по хайвеям или примерно 12 по прямой. «Мы в Америку не ходим» — это правда, и таких людей, к сожалению, много.
Нормальных — больше, и я надеюсь, что отношусь к ним.
При этом я отдаю себе отчёт, что далеко не всем может быть интересен крохотный зоопарк Стэйтен-Айленда, как мне. Или картинная галерея Барнса в Филадельфии, где многомиллионные картины висят не по стоимости, значимости или сюжету, а по основному оттенку — так решил хозяин. Или имение того чувака, который первым в Америке сыграл в кино Шерлока Холмса. А, вы не поверите, там большой музей, куда толпами едут люди...
— А шо там смотреть? — удивился неприятный Боря, почесав слуховой аппарат.
— Тебе, Боря, ничего, — не вставая с коляски, развеселился Фима. — Твой последний музей остался на Красной площади. Там есть ценный люминевый чайник из Разлива.
— Это да, Боря, — поддержал я. — В Метрополитен-музее очень хреново с чайниками из Разлива. Не ходите туда.
— Я и не хожу, — мрачно подтвердил Боря.
— Сколько лет? — спросил я.
— 32, — ответил абориген.
— А где ты за тридцать два года вообще был? — спросил Фима. — Ты вообще Америку видел?
— У меня дочка в Сан-Диего, — непонятно к чему сказал Боря.
— И вот шо? — уточнил я. — Вы к ней сколько раз ездили?
— Зачем? — спросил Боря. — Она сама приезжает.
— Там везде всё на непонятном Боре английском, — вклинился бармен Миша. — Расплодились...
— Это неправда, — уточнил я. — Например, в зоопарке Бронкса есть одна специальная надпись на русском. "Осторожно, рядом тигры".
— Для кого? — захихикал Фима.
— Ну, не для тигров же, — объяснил бармен Миша. — Значит, для Бори. Тигры, значит, надеются, что Боря к ним всё-таки приедет.
— Это ж не Сан-Диего, — поддакнул я.
— А шо сразу Сан-Диего? — возмутился неприятный Боря. — Вот шо я там не видел?!
— Дочку? — предположил Миша. — Ну, в смысле, в её естественной среде обитания...
— Посмотрите на окрас её спинки... — спародировал Фима голос Дроздова. — Он помогает Тане прятаться в джунглях от естественных врагов...
— Пошёл ты в жопу, — вежливо сказал Боря.
— Я-то пойду, — грустно кивнул Фима. — И в Метрополитен пойду, и в зоопарк... Вот сейчас Азамат вернётся — и поедем куда-нибудь. Не с тобой же сидеть. У тебя, вон, ленинский чайник есть.
— Лучше уже чайник, чем всякую ерунду с Азаматом смотреть, — разозлился Боря. — Еще вот узбеки мне музеи не показывали.
— Так ты, Боря, не только коммуняка, но ещё и расист? — удивился Миша. — А как же, вот это, «новая общность людей — советский народ»?
— «Нет для нас ни чёрных, ни цветных», — согласился я. — Интернациональная помощь и всё такое...
— Тиграм в Сан-Диего пофиг, — скрипнул Фима. — И в Бронксе тоже. Им на вкус — что Боря, что Азамат. Хотя пишут они всё-таки по-русски, а не по-узбекски.
— А дочка тебе на каком языке пишет? — заинтересовался бармен Миша. — Ты её ещё понимаешь или она уже обсандиегилась совсем, как приличная американская девочка?
— Она звонит, — буркнул неприятный Боря. — Зачем эти письма, только бумагу переводить? Позвонила и всё рассказала. Или мы ей звоним.
— А бойфренд у Тани есть? — спросил Фима.
— Есть. Узбек один, — сказал неприятный Боря. — Хороший мальчик. Из Филадельфии... И шо он забыл в Сан-Диего?
Комментариев нет:
Отправить комментарий