Фрагменты из книги Джеймса Янга
Как и многие её ровесники, родившиеся незадолго до начала войны, Нико испытывала в лучшем случае беспокойство по отношению к своей стране и её недавней истории. Она больше не считала себя немкой - говорила по-английски, думала по-английски, сочиняла и пела, в основном, тоже на английском языке. И хотя ей было грустно видеть столицу Германии разделенной географически и политически, Нико никогда не любила оставаться в Берлине надолго.
Теперь она осталась здесь навсегда.
Отец Нико рос в зажиточной семье. Мать, Маргарита, напротив, была простого происхождения - излишне говорить, что семейство Паффген считало её неподходящей парой своему сыну. Тем не менее, 16 октября 1938 года в городе Кёльне появилась на свет Криста Паффген. Отец настаивал на том, чтобы девочка воспитывалась в католической вере.
Когда началась война, отец был призван в действующую немецкую армию. Он не был создан для военной службы с её железной дисциплиной и необходимостью выполнять чужие приказы. В 1943 году Маргарита Паффген получила письмо, в котором сообщалось, что её муж ранен в голову и отправлен в военный госпиталь. Ранение привело к повреждению мозга, и у отца Нико начались приступы безумия.
У нацистских властей было одно решение для лечения психически больных – уничтожение.
Маргарита с дочерью переехали в Берлин, где жила тётка девочки, но бомбардировки союзников была настолько интенсивными, что им пришлось искать убежище у деда, работавшего на железной дороге в Люббенау - городе, находящемся в 90 километрах восточнее Берлина. Здесь маленькая Криста будет играть со своим двоюродным братом на местном кладбище и провожать взглядом проходящие мимо поезда.
Однажды ночью она увидит вдалеке пылающее красное небо над Берлином.
После войны Маргарита устроилась работать портнихой, одевая дочь как можно более наряднее. Криста росла симпатичной девочкой и мать прикладывала все силы, чтобы она выглядела изящнее своих сверстниц. Результат не заставил себя ждать - в пятнадцатилетнем возрасте Нико заметил берлинский кутюрье Хайнц Остергаард. Она бросила школу и решила стать профессиональной моделью. Поначалу Маргарита в штыки восприняла выбор дочери, но Остергаард переубедил её, заверив, что девушку ждёт блестящее будущее.
В семнадцать лет Криста Паффген стала лучшей моделью в Берлине.
Именно на Ибице Криста Паффген стала Нико. Псевдоним придумал фотограф Герберт Тобиас - так звали его бывшего бойфренда.
Молодая модель с головой погрузилась в бесконечную круговерть фотосессий и модных дефиле. В Риме она случайно заглянула на студию Cinecittà, где в это время проходили съёмки «Сладкой Жизни» Федерико Феллини. Режиссёр предложил Нико небольшой эпизод, но позднее роль была заметно расширена. Феллини впечатлило её призрачное присутствие на съёмочной площадке, он собирался использовать фотогеничную немку в рекламных сессиях к фильму.
От Нико не требовалось каких-то актёрских навыков, достаточно было её взгляда и грациозной кошачьей походки. Однако режиссёра раздражала лень и неорганизованность новоиспечённой артистки. Однажды подгулявшая Нико проспала утреннюю съёмку и Феллини её уволил. Она пыталась продолжить кинокарьеру, обучалась у Ли Страсберга в школе актёрского мастерства. Позже в одном из интервью Нико утверждала, что была в одном классе с Мэрилин Монро.
Затем появилась музыкальная сцена. На одной из многочисленных тусовок Нико познакомилась с Брайаном Джонсом из The Rolling Stones. Джонс питал давнюю слабость к блондинистым немкам (хотя её волосы были обесцвечены, а кровь смешана). На Монтерейском поп-фестивале они стали настоящими Королём и Королевой карнавала. С помощью Джонса Нико записала свою первую песню, «Im Not Saying», не снискавшую, впрочем, какого-либо успеха.
В то время нью-йоркская сцена была разделена между лагерями Дилана и Уорхола. По характеру Нико больше подходила Дилану, она любила этого человека и его песни, но дилановский любовный интерес раз за разом обходил её стороной. Он не смог предложить ей ничего, кроме роли скромной обожательницы своего таланта.
Между тем в лагере дилановского антагониста произошло много интересного. Уорхол наткнулся на странных музыкантов, игравших время от времени в кафе Bizarre. Группа называлась The Velvet Underground и сочиняла песни с названиями вроде «Венера в мехах» и «Героин».
Уорхол хотел, чтобы Нико стала лицом The Velvet Underground, лидеры «вельветов» Лу Рид и Джон Кейл этому всячески противились, но вынуждены были уступить. В обмен на новые инструменты, бесплатную репетиционную базу, еду, выпивку и наркотики, они записали с Нико несколько песен. Тем не менее, холодок отчуждения между ней и остальной группой всегда ощущался. Во время концертов микрофон Нико часто бывал не настроен как следует, и когда она начинала петь, Лу и Джон топили её голос в волнах гитарного шума.
Живые выступления Velvets зависели от перепадов настроения двух фронтменов, принимавших огромное количество амфетаминов. Паранойя была одной из доминирующих тем уорхоловской «Фабрики», частью которой являлись The Velvet Underground. Лу Рид написал для Нико несколько песен, которые она спела в своей фирменной отстранённо-бесстрастной манере - «All Tomorrows Parties», «Femme Fatale», «I’ll Be Your Mirror» - но всегда вставала одна и та же проблема: Нико не играла ни на одном музыкальном инструменте. После того, как эти три песни заканчивались, она просто не понимала, чем ей ещё заниматься на сцене.
Нико много раз просила Лу Рида расширить свою роль в группе, но всегда получала отказ. Лу был главным, он писал большую часть материала, он был настоящим лидером. «Лу никогда бы не смог полюбить меня по-настоящему. Всё из-за того, что мы, немцы сделали с его народом», - однажды сказала мне Нико. Впрочем, возможно, правда была в том, что Лу Рид просто не хотел терять роль фронтмена группы.
Несмотря на то, что альбомы The Velvet Underground продавались из рук вон плохо, они служили источником вдохновения для целого ряда постпанковых и нововолновых групп восьмидесятых. Цинизм и аморальность песен Лу Рида не пришлись ко двору в эпоху хиппи, зато теперь они полностью соответствовали доминирующим темам нового десятилетия.
Покинув The Velvet Underground, Нико начала сольную карьеру. Практически сразу она нашла свой оригинальный стиль - мрачные песни, полные тоски и меланхолии в сопровождении фисгармонии и струнных инструментов. На фисгармонии Нико играла сама, а за струнные и аранжировки отвечал Джон Кейл. Все недомолвки и конфликты, что случались между ними в составе Velvets, остались в прошлом. Кейл спродюсировал лучшие альбомы Нико: «Marble Index», «Desertshore», «The End», «Camera Obscura» – на последнем я был клавишником и помогал Джону с аранжировками.
Сказать по правде, аудитория Нико не была очень обширной. Сложный и непривычный репертуар, многолетняя героиновая зависимость - оба эти фактора неуклонно выталкивали её на обочину музыкальной индустрии. «Известная, но не популярная», - очень точно заметил один японский промоутер.
В начале восьмидесятых годов в Великобританию хлынул огромный поток высококачественного персидского героина. Причиной этого стали гражданская война в Афганистане и приход к власти аятоллы Хомейни в Иране. Героин всегда был прибыльным товаром, а во времена политических потрясений он стал стоить в пять раз дороже золота.
Джанки со всего мира потянулись в Британию, переехала сюда и Нико. Местом своего проживания она выбрала Манчестер. В этом городе, прославившемся своей декадентской музыкальной сценой и обширным меню различных препаратов, она чувствовала себя как рыба в воде.
Гонорары за выступления в клубах были довольно скромными - то немногое, что Нико удавалось заработать, тратилось в тот же миг. У неё не было ни дома, ни машины, ни телевизора, ни единой копии собственных пластинок. Всё, чем она располагала - несколько друзей и длинный шлейф из сплетен и легенд, которыми было так богато её прошлое.
Это была жизнь, которую Нико самостоятельно выбрала с юных лет. Жизнь, отрицающая само понятие унылого мещанского уюта. Костюмы Chanel, в которых она красовалась, будучи моделью Vogue, давно потеряли свою актуальность. Теперь основу её гардероба составляли андрогинные чёрные брюки и куртки.
Её роман с героином был своего рода психологическим убежищем. Пытаясь хоть как-то заполнить внутреннюю опустошённость, Нико погрузилась в ежедневную наркоманскую рутину. Но даже это убогое существование со временем перестало её привлекать. В конце своей жизни Нико пыталась порвать с наркотиком, который стал синонимом её имени и личности.
На её венах просто не осталось места для новых инъекций.
Комментариев нет:
Отправить комментарий