Разговорились мы как-то о молчаливых. У каждого в окружении найдётся парочка. Знаю одну девушку, Саша её вроде зовут. Видел, правда, её только летом, на фестивале в горах. Максимально брутальный её ораторский прорыв – сказать «привет». А если за три алкоболтливых часа она скажет «да», «нет» и «дай сигарету» – ну это просто ужас в каком значит Саша ударе. Скорее всего, пьяна в дупель.
Но дело не в том, что молчит, а в том, что парней меняет, как перчатки. Я скорее пойму отчего самолёты летают, чем то, как это ей удаётся. И не такая уж она и красотка, дай ей бог здоровья. Просто сидит-молчит себе в сторонке. Но почему-то чуваки сами к ней подваливают. А она, видимо, молчит при любом раскладе и они решают, что всё можно.
Хотя собственно я не о ней хотел рассказать. А об одном молчаливом скрипаче. Зовут его, допустим, Паша. Ну, он побольше Саши говорит, но всё равно мало. И бабы на него кажись, особо не цепляются. Видимо, имеет место некоторый сексуальный нюанс – чувакам молчаливые девушки подходят, а девушкам молчаливые парни не очень. Хотя всякое бывает.
Тут надо добавить, что Паша этот – огромный человек. Высокий, грузный, большой. Человек-гора. И молчит. Шуткам смеётся, пьёт много, на скрипке играет, но молчит. Да, нет, давай – основной его словарный запас. Курит свои, потому даже сигарету просить не приходится. Думаю, большие размеры человека способствуют молчаливости. Вы знаете хоть одного низенького молчуна? Я нет.
Познакомились мы на фестивале, но не в горах, а во Львове. Пили несколько дней, тут и там. И попали на концерт. В большом театре. Зрителей было много, сесть некуда. Пришлось сидеть на полу. Сидел я, пил, а потом захотел на людей прыгать. Есть у меня слабое место в нетрезвом виде. На определённой стадии мне очень очень и очень хочется с разбегу прыгать на людей. Сидят они, лежат, стоят – неважно. Главное, чтоб не меньше шести и чтоб плотная масса была, чтоб тесно.
Стал я ходить по театру и просить сидящих зрителей – мол, давайте я на вас с разбегу прыгну. Некоторые соглашались, но не все. То есть вот двое говорят давай, а остальные против. А мне нужно согласие всех, в один ряд, я ж насилие не приемлю. Только добровольное веселье.
Нашёл я в конце-концов компашку. Весёлые все, согласились. Я прыгнул. Хихи, хаха, барахтанье. Но – подлокотники. Не учёл. Анестезия анестезией, но ударился. И больше прыгать таким способом не захотел. Но желание осталось.
Тут смотрю – Паша стоит, молчит. Рассказываю я ему свою проблему. А он говорит:
– Так давай на меня прыгнешь.
– Серьёзно? – обрадовался я. – А как?
– Я лягу на пол, а ты прыгнешь.
Он лёг и превратился в мягкую длинную широкую кровать.
Я разбежался и прыгнул.
Офигительно я вам скажу.
Лежу я на Паше, смеёмся.
– А можно ещё раз? – спрашиваю.
– Можно.
Не помню сколько раз я прыгал, но было весело. Все смотрели и радовались. Даже те, кто не соглашался пять минут назад. А мне уж их согласие и не нужно было. Мягче Паши и так никого в театре не было.
Может и не надо никаких выводов, может и не стоит обобщать. Но показалось мне тогда, что большие молчаливые люди – хорошие. Ну невозможно, чтоб большой молчаливый скрипач был нехорошим, потому что такого не может быть никогда.
Как, всё-таки, иногда прекрасно жить на свете.
Комментариев нет:
Отправить комментарий