История третья. Валенок
Диссидентка тетя Люся любила эффектные выходы и широкие жесты. После неудачи с recycle-проектом она снова привлекла внимание двора, вернувшись со Староконного рынка со щенком эрдельтерьера. В тот исторический момент это была не просто милая кучерявая собака, а культовый друг Электроника. Говорили, что на базаре, узнав о его космической стоимости, Люся молча сняла с руки фамильный перстень обручальное кольцо от первого брака и обменяла на благородное животное. Выходка была настолько эпатажной и нелогичной с точки зрения дворового совета старейшин, что Люсю даже зауважали. Пока собака не подросла до того размера, чтобы ходить по лестнице. Антисоветчица Люся дала псу модное заграничное имя. То ли Тэрри, то ли Джерри. Джерри оказался добродушным и дурным как пробка. Он радостно гонял по двору, забегая в квартиры (летом все двери открыты настежь, из средств защиты – только занавески) в поисках тапок и других вкусных вещей. И вообще – формой, текстурой и выражением морды – был похож на валенок. Так его все кроме хозяев и называли. Люся оскорблялась, а ее заботливый пролетарский зять Игорь популярно объяснял недалеким соседям, кто тут валенок. Помимо модной собаки, неудачного зятя, дочки и двух внучек, у Люси была старая кошка Нюша. Несмотря на затрапезную внешность и солидный возраст, Нюша была секс-символом района и боялась выходить за пределы квартиры. Лето. Южная ночь. На окне, выходящем на общий коридор, – масляная лампа с плавающими разноцветными пятнами. Изголовье супружеского ложа передвинуто к окну. В глубине семиметровой комнаты – кресло, на котором сидит кошка Нюша. Под креслом спит элитный эрдельтерьер Джерри. Или Тэрри. За окном – пятеро боевых уличных котов, учуявших нюшины юбилейные «топотушки». Коты ревут, как самолет, преодолевающий звуковой барьер. Самый жирный и решительный сигает в форточку. За ним – менее расторопные соискатели. Люсин зять, поочередно ощутив на лице штук 18 теплых кошачьих ног, подскакивает на кровати. И в мутном свете модной лампы видит забившуюся в кресло испуганную Нюшу и наступающих на нее женихов.. А дальше он хватает ближайшего кота за ноги и начинает им размахивать на головой под «эге-гей» и «вашу мать!». Ослепшие от любви и обезумевшие от страха претенденты начинают метаться по комнате, биться башкой в окно и, наконец, находят спасительную форточку. Вы знаете, что коты больше всего боятся невесомости и неопределенности? Поэтому перепуганный самец, летающий в крепкой руке Игоря, чтобы сойти с орбиты, проявил змеиную гибкость и надежно ухватился за мускулистый торс. Оправившись от болевого шока, и вырвав, как Данко – сердце, из груди кота, располосованный зять заметил под креслом безмятежно спящую собаку. Джерри (он же Тэрри) был нагло выхвачен кошачьими когтями из объятий Морфея в суровую реальность. Игорь в исступлении колотил котом эрдельтерьера и вопил: «Ты не собака, ты – говно!». Жена в углу кровати работала на бэк-вокале. Кот, то ли запутавшись в шерсти, то ли осознанно вцепившись в новую опору, прилип к Джерри намертво. Испуганный пес с котом на морде начал метаться, сокрушая кресло, зятя, редкостный переносной телевизор «Электроника 430» и пресловутую дорогую лампу. Кот вылетел в форточку. Его ночной полет наблюдали соседи, сбежавшиеся посмотреть, как КГБ ночью штурмом берет диссидентку Люсю с поличным, а та оказывает вооруженное сопротивление. Истекающий кровью люсин зять извинился перед разочарованными, закрыл форточку, собрал с пола убытки и лег принимать первую помощь и стаканчик портвейна. Но кондиционеры еще не изобрели, а июльская ночь в Одессе – это в среднем +30, умноженные на семиметровую комнату с двумя горячими телами. Люся заверила, что снаряд дважды в одну воронку не падает, и успокоенная пара, поверив начитанной маме, снова открыла форточку. То ли животные про снаряды не знали, то ли инстинкт размножения победил инстинкт самосохранения, но через десять минут в кровать к зятю, скуля и трясясь, полез избитый эрдельтерьер, потому что страшные коты снова вломились в комнату. В пять утра раздался набат… Любознательные соседи снова вышли на коридор. Люся заламывала руки, как Антигона. Ее внучки и дочь обвили ноги забинтованного Игоря, который, балансируя на табуретке, приколачивал молотком к форточке решетку с газовой плиты. После этой ночи иначе как «Валенок» он собаку не называл.
Юлия Верба
Комментариев нет:
Отправить комментарий