Наш Петр, великий царь-реформатор, ездил на Запад за наукой строить корабли и вести войны. Но привозил из своих поездок не только чертежи, орудия и мастеров с офицерами, нанятых за бешеные деньги. Также – всякие диковины, в том числе картины, изображающие обнаженных дам. «Венерок», – как тогда говорили, желая царю понравиться, ловкие придворные.
Конечно, он был сластолюбив, этот грубый и сильный мужчина ростом за два метра. И вовсе не был изысканным эстетом. Разбираться в тонкостях европейской живописи россияне научились лет на пятьдесят позже, а государь просто обращал внимание на немыслимые, невообразимые для Московского царства сюжеты. Но, кажется, он если и не понял, то почувствовал, что без некоторых послаблений в сфере телесного все его старания пойдут прахом. Люди, которых он старался менять, без этого не научатся создавать корабли и держать строй.
К слову сказать, свободолюбцем, он, конечно, тоже не был. Посетил английский парламент, не вдохновился. Из Англии привез в качестве образцов гроб новейшей конструкции и палаческий топор.
Есть ли у человека душа – вопрос дискуссионный, а тело точно есть.
Европа тех времен нам бы с вами показалась, пожалуй, местом вполне себе зашоренным. Но спутники царя пьянели от царившей там сексуальной свободы. Один из участников Великого посольства оставил анонимные записки. Едва ли не самый яркий эпизод там – ужин в голландском кабачке, где пирующим прислуживали «девки», на которых из одежды были одни только башмаки.
Голландия и тогда, как сейчас, кружила голову русскому человеку.
***
Бессчетные тома написаны о том, как менялось отношение людей к самому человеческому (и животному одновременно) в человеке – к телесности. От полного принятия радостей плоти – к тотальному отрицанию. От тотального отрицания – к постепенному признанию того, что нет в этом ничего всем ничего особенно кошмарного. Да и куда деваться? Есть ли у человека душа – вопрос дискуссионный, а тело точно есть.
Во многом история цивилизаций и есть история того, как менялись взгляды на возможное, допустимое, должное и немыслимое в этой сфере. Высшие сословия изобретали этикет, ритуалы и нормы, низшие, как показал великий социолог Вернер Зомбарт, пытались их заимствовать, отставая на пару поколений, и перевирая все, что можно, конечно.
Но к ХХ веку (в Европе и Штатах, как минимум) люди поняли постепенно, что нет смысла отрицать телесное в человеке. От тела не убежишь, хотя бы потому, что бегать – это как раз занятие для тела. Не то, чтобы это движение было стремительным – от Фрейда, который догадался, что именно с подавлением сексуальности связаны многие разрушительные психические проблемы, и до сексуальной революции с ее последствиями – десятилетия. Но направление движения было именно таким. Не так давно в странах, которые без лишнего стеснения сами себя называют «развитыми», полицейские на улицах могли замерить длину юбки. А бикини довести блюстителя морали до обморочного состояния. И ничего. Смирились. И с юбками, и даже с бикини.
Хочется-то ведь быть там, где пляшут, а не там, где режут
Мы, кстати, живем в стране, где сексуальная революция случилась с опережением. И проиграла. В начале двадцатых годов прошлого века много было разговоров об «обобществлении женщин», «теории стакана воды» и прочих занимательных вещах, которые с надрывом описывал в рассказах о безнравственности комсомольцев Пантелеймон Романов, умерший в 1938 году своей смертью, что тогда не всякому писателю удавалось.
Большевики спохватились довольно быстро, вернули передовое государство рабочих и крестьян в серый и унылый мирок мещанской морали, боялись секса, боялись тела, боялись разговоров о теле. Но – заметим – даже им в голову не пришло замазывать «непристойное» на репродукциях картин великих мастеров или прятать эти картины от детей.
***
Во всех, пожалуй, великих антиутопиях ХХ века тоталитаризм ломает зубы о человеческую любовь. О простую, нормальную, естественную, земную, а вовсе не платоническую любовь. Да и Советский Союз – мрачная антиутопия, воплотившаяся в реальность, – раскололся в конце концов о неутоленную страсть. Волне себе эротическую страсть граждан первого в мире социалистического государства к колбасе. О нежная, дрожащая, розовая плоть настоящей «докторской»! О, твердые, бугристые палки сырокопченой!
У свободы с телесностью – прямая связь, вот что здесь надо зафиксировать. И неудивительно, что ненавистникам свободы эта связь кажется непристойной.
***
Мир не един во времени. Даже в пределах одной страны, особенно если это большая страна, вполне могут сосуществовать разные исторические эпохи. В столице громыхает музыкой вечеринка в гей-клубе, а на окраине за неправильную ориентацию, случается, режут. И не затевая спора, о том, кто прав (например, потому что спорить здесь не о чем), просто честно себе скажем – хочется-то ведь быть там, где пляшут, а не там, где режут. Оно побезопаснее. Да и поуютнее. Да и повеселей.
И если в сфере телесного у вас потихоньку пытаются отнять свободу, значит, и во всех прочих свободы у вас скоро не останется.
Человек, не бегущий от современности, разобрался, кажется, со своей телесностью. Понял, что нет в ней ничего особенно страшного. Но при этом в сети – там, где жизнь современного человека по большей части и проходит, – цветет невиданное прежде ханжество. Неизвестно чем напуганные, новые властители мира, хозяева площадок для общения и распространения информации, изобретают нелепые запреты. Блерят картины великих и фотографии обычных. Обычных еще и банят. Великим проще, они уже умерли.
Это не укладывается в голове, говоря откровенно. Как это воспроизводится, почему развивается, от каких бед должно нас уберечь? Знаете, что? Нет историй про маньяков, которых вдохновила на их омерзительные подвиги «Обнаженная Маха» Гойи или хоть бы даже «Русская Венера» Кустодиева. Тем более – уместный, честный, вовремя случившийся разговор о том, что человек – это не только прекрасная и возвышенная душа. А вот историй о том, как калечили психику, делали несчастными, и даже толкали к откровенному зверству дикое воспитание и чрезмерное пуританство – их, наоборот, хоть отбавляй.
Ну и напоследок. Давайте попробуем почувствовать то же, что почувствовал наш царь на заре восемнадцатого столетия. Нет дороги в будущее, минующей вопросы человеческой телесности. И если в этой сфере – в общем-то, сильно переоцененной, не настолько важной, как пытаются рассказать нам телевизионная реклама и поэты всех эпох, – у вас потихоньку пытаются отнять свободу, значит, и во всех прочих свободы у вас скоро не останется.
Есть тут прямая связь. А без свободы скучно жить на этом свете, господа. И, может быть, даже незачем.
И да, так странно, что об этом приходится писать в году за номером 2019. А ведь это только начало разговора. У нас целая тема – «Новое ханжество».
Комментариев нет:
Отправить комментарий