Здравствуйте!
Как часто замечал принц Гамлет по самым разнообразным поводам – «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Ну и действительно, – кому из их мудрецов могло присниться, что за 15 лет передачи «Аэростат» там не будет сказано практически ни слова про группу «The Cure»?
И чтобы мудрецы спали спокойно, давайте сегодня исправим эту несообразность.
Другой такой группы, как «The Cure», не было и нет. Они стали отцами готического рока, и их истинно научные исследования негативных состояний сознания сделали их любимцами юного поколения; потом еще одного юного поколения; потом еще одного. Поколения сменяются одно за другим, а «Cure» до сих пор продолжают быть одной из главнейших групп в мире.
Они собрались в 1976-м, в 1979-м выпустили первый альбом, и с тех пор все время распадаются, меняют состав, уходят на покой, собираются опять, возвращаются в группу; а Роберт Смит (Robert Smith) как был, так и остается в центре этого невероятного феномена.
Лол Толхёрст рассказывает: «Мы были сами по себе, мы чувствовали себя в изоляции. В чем-то это даже сыграло свою хорошую роль – это были мы против мира.
Мы были друзьями и занялись музыкой, потому хотели сделать что-то, чтобы не сидеть все время в пабе. Мы записали все песни, которые играли два-три года. Денег у нас не было, поэтому спали на полу в студии, работали по ночам – но когда молод, на это не обращаешь внимания.
Мы любили читать всякие мрачные книги, вроде Марвина Пика, Камю, Кафки. Нам нравилось все необычное. И неудивительно, что мы играли такую музыку, потому что мы жили в очень зажатом, очень сером месте. И мы просто отражали то, что видели вокруг себя. Мы реагировали на то, что происходит вокруг – а вокруг происходило политическое и общественное недовольство конца 70-х. И вместо того, чтобы думать «мир прекрасен, давайте же петь песни про любовь», мы поняли: нет, не так уж он и прекрасен. И в мае 1979-го мы записали свой первый альбом – «Три воображаемых парня» («Three Imaginary Boys»).
Прошли годы; наступил 1982-й год и альбом «Порнография» («Pornography»).
Лол Толхёрст продолжает: «К этому времени нас в группе было трое (Роберт, я и басист Саймон Гэллап). На первых альбомах мы научились более или менее понимать, как записывать музыку, и ко времени записи «Порнографии» нам хотелось чего-то значительно более экстремального.
Мы очень много пили в студии; в итоге сложили все выпитые бутылки и пивные банки в угол и построили из них огромную структуру, в которой я частенько спал. Мне кажется, все нужные для жизни витамины мы тогда получали из вина (ну, много из чего еще).
Мягко говоря, мы жили в ту пору на износ. Нам хотелось записать альбом, равному которому по интенсивности еще никто не записывал; уж не помню почему – но хотелось именно этого. Раньше во время записи альбома мы жили в отелях; а тут мы решили, что хорошо было бы быть друг с другом 24 часа в сутки, 7 дней в неделю – и стали жить прямо в офисе «Fiction records».
Роберт построил там себе маленькую палатку и залезал туда, когда хотел побыть один – что зачастую несколько сбивало с толку людей, приходящих в офис по делу. Это было как строить себе домик под столом в детстве. Роберт, как мне кажется, всегда был сконцентрирован на том моменте жизни, когда из тинэйджера человек становится взрослым – и вдруг понимает, что не все такое розовое вокруг, как думал. А в сердце все равно еще остается какая-то романтическая жажда.
Но если что-то идет не так, эта жажда становится погруженностью в себя и интроспекцией.
Этим периодом «Cure» я горжусь абсолютно».
Вспоминая то время, Роберт говорил, что ему хотелось сделать клаустрофобический нигилизм альбома «Порнография» «практически невыносимым». И это ему удалось: альбом проложил пути таким, как Nine Inch Nails, Marilyn Manson, Placebo, Deftones, Muse, Billie Eilish и тысячам им подобных. В молодости люди часто любят крайние состояния сознания.
Лол Толхёрст продолжает: «К этому времени нас в группе было трое (Роберт, я и басист Саймон Гэллап). На первых альбомах мы научились более или менее понимать, как записывать музыку, и ко времени записи «Порнографии» нам хотелось чего-то значительно более экстремального.
Мы очень много пили в студии; в итоге сложили все выпитые бутылки и пивные банки в угол и построили из них огромную структуру, в которой я частенько спал. Мне кажется, все нужные для жизни витамины мы тогда получали из вина (ну, много из чего еще).
Мягко говоря, мы жили в ту пору на износ. Нам хотелось записать альбом, равному которому по интенсивности еще никто не записывал; уж не помню почему – но хотелось именно этого. Раньше во время записи альбома мы жили в отелях; а тут мы решили, что хорошо было бы быть друг с другом 24 часа в сутки, 7 дней в неделю – и стали жить прямо в офисе «Fiction records».
Роберт построил там себе маленькую палатку и залезал туда, когда хотел побыть один – что зачастую несколько сбивало с толку людей, приходящих в офис по делу. Это было как строить себе домик под столом в детстве. Роберт, как мне кажется, всегда был сконцентрирован на том моменте жизни, когда из тинэйджера человек становится взрослым – и вдруг понимает, что не все такое розовое вокруг, как думал. А в сердце все равно еще остается какая-то романтическая жажда.
Но если что-то идет не так, эта жажда становится погруженностью в себя и интроспекцией.
Этим периодом «Cure» я горжусь абсолютно».
Вспоминая то время, Роберт говорил, что ему хотелось сделать клаустрофобический нигилизм альбома «Порнография» «практически невыносимым». И это ему удалось: альбом проложил пути таким, как Nine Inch Nails, Marilyn Manson, Placebo, Deftones, Muse, Billie Eilish и тысячам им подобных. В молодости люди часто любят крайние состояния сознания.
Роберт Смит вспоминает период «Порнографии» без особого восторга, но признает, что это был один лучших периодов группы.
Смешно, но именно тяжелый процесс записи и последовавший за ним тур привели Роберта к осознанию того, что – как бы он ни хотел обратного – он не хочет жить с табличкой «чудовище мрака и тоски». И у него появились новые идеи. Он вернулся в родительский дом, находившийся в сельской глуши в Сассексе, и начал исследовать идею трехминутной поп-песни.
Но когда он привез демо новой песни представителям фирмы, случилась неприятность.
«Они сказали: «Ты же это не всерьез? Твои фаны это возненавидят». Я отлично отдавал себе в этом отчет, но мне хотелось избавиться от мрака. Я больше не хотел быть связанным с этой стороной жизни. Мне хотелось сделать что-то, что было бы веселым. Я думал: нет, это не может сработать. Никто этого не купит. Нелепо думать, что можно превратиться из готического чудовища в поп-звезду за три простых урока».
Однако, именно это и произошло.
Смешно, но именно тяжелый процесс записи и последовавший за ним тур привели Роберта к осознанию того, что – как бы он ни хотел обратного – он не хочет жить с табличкой «чудовище мрака и тоски». И у него появились новые идеи. Он вернулся в родительский дом, находившийся в сельской глуши в Сассексе, и начал исследовать идею трехминутной поп-песни.
Но когда он привез демо новой песни представителям фирмы, случилась неприятность.
«Они сказали: «Ты же это не всерьез? Твои фаны это возненавидят». Я отлично отдавал себе в этом отчет, но мне хотелось избавиться от мрака. Я больше не хотел быть связанным с этой стороной жизни. Мне хотелось сделать что-то, что было бы веселым. Я думал: нет, это не может сработать. Никто этого не купит. Нелепо думать, что можно превратиться из готического чудовища в поп-звезду за три простых урока».
Однако, именно это и произошло.
Веселый (во всяком случае, по стандартам «Cure») сингл «Let’s Go To Bed» уложил Америку и Англию на обе лопатки. У группы появилась многомиллионная новая аудитория, и многие новые фаны терялись, когда начинали раскапывать – а что же до этого пела их новая любимая группа.
Смит, однако, находил слегка смешным то, что его фан-база поменялась за одну ночь.
«Из интенсивных угрожающих психов-готов наши фаны стали чистыми подростками с идеальными белыми зубами. Это было очень странно, но мне это нравилось. Мне показалось, что это очень смешно».
Именно тогда – в середине 80-х – «The Cure» записали свои самые «мэйнстримные» альбомы: «The Head On The Door» и двойной «Kiss Me Kiss Me Kiss Me».
Когда же в 1988-м пришло время записывать новый альбом (который в итоге стал называться «Дезинтеграция» – «Disintegration», т.е. «распад»), Смит неожиданно осознал, что «Cure» стали именно тем, чем он никогда не хотел быть – стадионной рок-группой.
«Ко мне начали относиться, как к поп-звезде, который всегда больше, чем в жизни – и я начал биться с этим; и у меня совсем поехала крыша. Я впал в тяжелейшую депрессию; решил, что буду как монах и ни с кем больше не стану разговаривать, никогда. Конечно, это было несколько претенциозно, но мне была нужна немного неприятная окружающая среда».
Выяснилось, однако, что любители «The Cure» слушали новые мрачные песни с тем же восторгом, с которым раньше слушали веселые.
«Называть альбом «Дезинтеграция» («Распад») значило искушать судьбу, и мы за это поплатились. После тура большая часть отношений в группе распалась; и идея «группы-как-семьи» тоже перестала существовать. Это был конец нашего золотого периода».
К концу 1980-х «The Cure» стали мэйнстримом не только в Англии и Америке, но и во всем мире. Все 90-е они оставались не только авторами хороших новых альбомов, но и популярной концертной группой.
В суровом мире шоу-бизнеса «The Cure» известны тем, что играют на сцене по три и более часа.
«Наши фаны чувствуют себя обманутыми, если мы играем меньше двух с половиной. Нам доводилось играть на фестивалях, где нам давали только полтора часа, и это было ужасно – покидать сцену, когда мы только-только начинаем раскачиваться».
Многие группы, попав в ситуацию «The Cure», уже не стали бы писать новых альбомов; а если бы и писали, то писали бы альбомы легкодоступные и простые – порадовать готовых слушателей. Но вместо того, чтобы таким образом превращаться в карикатуру самих себя, Смит с компанией продолжали исследовать темные глубины своей психики, «темную сторону своей Силы» – и делали это на своих условиях.
Роберт говорит: «Многие группы говорят про нас хорошо и считают нас хорошим примером; это, понятно, потому, что всем хочется быть успешными, не принося при этом в жертву свои изначальные идеи.
Это потому, что мы добились своего: нас до сих пор считают «альтернативной группой». Мы играем «Гластонбёри», Гайд Парк, все эти огромные места – и все равно немного не вписываемся. Это то, чего я всегда хотел – быть действительно огромной группой, но так, чтобы никто толком не знал – что мы собираемся сделать и что вообще происходит».
«The Cure» записали 13 альбомов, а потом замолчали, и молчали 12 лет – с 2008-го года, когда вышел их последний альбом «4.13 Dream».
Естественно, всех мучала загадка – будет ли 14-й? По счастью, на этот вопрос есть совершенно определенный положительный ответ: будет. И не один. Осенью прошлого года в многочисленных интервью Роберт Смит говорил так:
«В последние десять лет я стал наблюдателем событий в большей степени, чем их участником. Мне важно сохранять мое личное пространство; я предпочитаю быть не центром внимания, а слушать музыку и наблюдать все со стороны.
На самом деле я приготовил три альбома, два из них – более продвинутые. Первый мы выпустим очень скоро; я думаю, что еще до Рождества. На нем будут песни в стиле «Cure», но много темнее и эмоциональнее. Мне еще сложно о них говорить, потому что они появились из самого моего существа... они про потерю моих близких – матери, отца и брата.
Второй альбом будет более сложным, с более сильным звуком.
А третий – совсем сумасшедший: альбом чистого шума, с разными аспектами. И все они основаны на том, с чем сталкиваешься на сцене; там, где присутствует шум, к которому мы так привыкли, что не обращаем внимания».
Роберт добавляет: «И вся группа будет сильно обижена, если альбом не выйдет в 2019-м году». Однако, 2019-й миновал, начался 2020-й, а альбома пока не наблюдается, и на сайте «The Cure» полная тишина.
Что ж, подождем.
«The Cure» существуют уже почти 45 лет; расходятся и воссоединяются, а Смит остается в группе единственной константой.
А музыка их все живет; заставляет переживать, думать. Иногда и правда кажется, что люди существуют только для того, чтобы разжигать и поддерживать это живое пламя, которое мы за неимением другого слова называем «музыкой». А что такое музыка на самом деле, мы не имеем ни малейшего понятия.
Но пока это чудо нас радует– будем благодарны, что оно есть в нашей жизни.
Спасибо!
Аэростат Б.Г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий