Воспоминания...

"В ночь на 16 января 1939 года советская армия вступила во Львов. Рано утром, отправившись в магазин за продуктами, я увидела, что город наводнен группами советских солдат. Они рассматривали витрины, не решаясь зайти в магазины. Эти большевики не выглядели счастливыми и гордыми победителями. Мы видели людей в бедных мундирах землистого вида, явно озабоченных, почти напуганных. Они были так осторожны и очень удивлены. Только через несколько дней они осмелились заходить в магазины. Там они вели себя очень оживленно. В моем присутствии один офицер покупал погремушку. Он приложил ее к уху своего собеседника, и когда она загремела, они оба радостно подпрыгнули. Наконец они купили ее и остались счастливы. Со временем в город прибывало все больше большевиков и их чрезвычайно уродливых женщин. Они скупали все, что попадало в их руки. В каждом магазине их было полно.

Описанная выше сцена с погремушкой повторялась много раз. Поскольку судьба многих предметов была им не всегда известна, они испытывали и определенные неловкости, такие как появление товарищей в театре в шелковых ночных рубашках. Было очень странно видеть, с какой жадностью они покупают все подряд, но при этом слышать от них же, будто в советском союзе есть абсолютно все, что душе угодно. На вопрос, есть ли у них апельсины, они отвечали: "Еще и сколько! Их всегда было много, но теперь, когда мы построили так много новых заводов, их стало еще больше!"

19 ноября 1939 года ко мне явился советский офицер и занял одну комнату. Я попыталась объяснить ему, что я уже поселила у себя семью, чья квартира была уничтожена бомбой, и у меня есть три комнаты, как у работника университета, живущего с учеником и имеющего библиотеку. Ничего не помогло Он вселился к нам.

В первую ночь, он носился по квартире, как одержимый, мы сидели рядом с Андзей и ждали, вооруженные большими кастрюлями. Наконец, он начал передвигать всю мебель - он строил баррикаду у двери в мою комнату. По-видимому, он был обеспокоен судьбой нескольких советских арендаторов, которые подвергались нападениям в разных районах Львова. Его маневр оказал на нас успокаивающее действие, и, очевидно, его нервы расслабились, потому что через некоторое время мы услышали сильный храп.

Утром снова началось шоу. Он ворвался в квартиру и с громким криком потребовал от Андзи мою "золотую мебель", которую я прячу от него. Он был уверен, что до войны у меня была золотая мебель и заявлял, что не настолько глуп, чтобы поверить, что я жила в "таком грязном дерьме" (у меня была старинная итальянская мебель без полировки), которое я сейчас показываю.

Он ворвался в мою комнату, посмотрел на библиотеку, где было особенно много итальянских книг, и, оскалившись, крикнул: «Фашистская библиотека!» В этот момент я возвратилась домой и вошла в комнату. Павлюченко заявил, что намерен меня арестовать.

- У меня сейчас нет на это времени - ответила я с достоинством.

Жить с Павлюченко было совершенно невозможно. Он пытался уничтожить все, что не мог понять; он выбросил все кухонные принадлежности, которые казались ему чересчур сложными. Особенный страх ему внушали объекты водоснабжения. Андзя уже удивленно сообщила мне, что вероятно «что-то идет не так, потому что он ныряет головой в унитаз». На следующий день он гонялся за Андзей с револьвером, обвиняя ее в саботаже, так как она, по его мнению была виновата в том, что вода в унитазе не течет постоянно и он не успевает как следует помыть голову.

Дома больше не было ни одной спокойной минуты. Когда я уходила, то не позволяла Андзе оставаться в квартире, потому что опасность для молодой и красивой девушки росла с каждым мгновением. Когда мы возвращались, то всегда становились свидетелями очередной катастрофы".
................................
Из воспоминаний графини Каролины Лянцкоронской "Wspomnenia Wojenne"