Знаете, что я вам скажу? Фигня этот ваш паркур. Настоящий паркур – это когда ты несёшься по верхотурам пристроек домов, одним махом перелетаешь с крыши сарая на ветку акации, карабкаешься вверх, обдирая ладони и коленки о кору и колючки. Взбираешься вверх – всё выше и выше, чтобы оттуда птицей сигануть на аккуратно сложенные у ворот чьего-то гаража кровельные материалы. Хруст ломаемых листов шифера отзывается приступом страха где-то в области желудка. Быстро оглядываешься через плечо. Издаёшь короткое «ой!», когда над головой свистит обломок кирпича, и снова взлетаешь на крышу сарая. А внизу - вдоль стены пристроек – за тобой несётся дядя Жора с дровенякой в мозолистой руке.
– Ну, спуститесь только на землю, я вам все ноги переломаю! – сквозь приступы отдышки сипит он. Резко останавливается, когда с его ног слетают шлёпанцы, бывшие сандалиями до тех пор, пока умелая рука не срезала у них задники.
Воспользовавшись тем, что внимание дяди Жоры всецело поглотили поиски своенравной пародии на обувь, мы с Сашкой ныряем под растянутую по границе двора сетку-рабицу и вырываемся на простор стадиона. Сашка хохочет, на бегу срывает с ближайшей ветки зелёный абрикос, надкусывает его, смачно причмокивает и отбрасывает в сторону огрызок.
– Теперь нас точно прибьют, - восхищённо задыхается словами он.
– Не прибьют, - авторитетно заявляю я. – Дядя Жора протрезвеет и всё забудет. Ну, бросил я каучуковый мячик в стену и промахнулся, подумаешь!
– Ты не просто промахнулся! Ты круто расфигачил вдребезги мячиком ему стекло. И может даже попал в телек, - смеётся Сашка.
– Телек у него на кухне. Кажется…
– Не-а, он его перепёр в комнату. Аккурат под тем окном поставил.
– Врёшь! – бросаю недоверчивый взгляд.
– Чтоб мне век голых тёток не видать!
После этой клятвы я ему верю. Такими вещами не шутят.
– Эй, мелкота! – доносится откуда-то из-за спины.
Не оборачиваясь, дружно вздыхаем. Виталик. Он намного старше нас. Быстрее бегает. По крышам лазит - как Маугли по лианам. Все наши пути отхода знает. Нам не уйти. Отловит – настреляет по ушам.
– Не поймаешь! – кричу я. – Сашка, давай в разные стороны!
Мы срываемся с места, как учуявшие свободу мустанги, однако, пролетев метров сто, останавливаемся. Ни топота ног за спиной, ни загребущих рук, хватающих за шиворот.
Оборачиваемся. Виталик сидит на краю крыши и тоскливо смотрит куда-то вверх. Взгляд такой – хоть картины о космической мечте с него пиши.
– Может вернётесь? – вроде негромко, но каждое его слово мы слышим отчётливо. – Не бойтесь, бить не буду!
– А мы и не боимся! – с вызовом отвечаю я, на всякий случай делая ещё пару шагов назад.
Мы с Сашкой переглядываемся и приходим к молчаливому согласию. Осторожно делаем пару шагов по направлению к Виталику. Он не двигается. Мы выдыхаем и уже спокойнее идём в его направлении.
Только теперь замечаем у него в руках мяч. Настоящий. Футбольный. Кожаный.
Такой денег стоит – уйму. А может ещё больше.
– Хотите в футбол научу играть? – вяло интересуется Виталик.
Мы дружно киваем. Молча.
– Тогда идём на большое поле, - он спрыгивает с крыши и указывает направление. Будто мы сами не знаем…
Думаете, беготни по крышам стало меньше? Или дядя Жора получил возможность спокойно попить пиво, матюкая паршивую комнатную антенну? Как бы не так!
Футбол стал нашей страстью. Вот только играли мы не всегда на стадионе. Мы играли и во дворе. И теперь не маленький каучуковый мяч попадал в окна. Стёкла разлетались вдребезги – иногда вместе с оконными рамами. Футбольный мяч оказался более мощным снарядом. А бежать после глобальных разрушений приходилось быстрее и дальше.
Только крыши нас и спасали.
Они всегда нас спасали.
Иногда же они становились нашими огневыми точками, когда над окрестными дворами разносился пронзительный крик:
– Будка!
И тогда мы занимали плацдармы, где были заготовлены рогатки и камни. Потому что машину-собаколовку ненавидели все. И даже не за то, что молодые крепкие мужики в мешковатых брезентовых униформах вели отлов бродячих животных в наших угодьях. Большими сачками они ловили домашних собак, на которых были ошейники. Тот, кто не успевал убрать с их пути своего любимца, был вынужден искать его где-то на базах этих охотников и платить выкуп - десятку, а то и четвертной.
Едва собаколовка выезжала с Матросского спуска или с Пишоновской, как по ней открывался огонь. Град камней был таким густым, что ловцы – чаще всего – не отваживались выбраться из кабины. Тогда мы поднимали торжествующий вой – сущие неандертальцы. Но иногда нам с тылу наносили удар не враги. Свои. Свои в лице того же дяди Жоры, который упорно считал, что бросаться камнями в людей – поступок гораздо худший, чем отлавливать собак.
От дяди Жоры приходилось бежать. И только по крышам. Нас захлёстывала горечь поражения. Глотая гнев, мы разрабатывали планы воздаяния. Но, к счастью для дяди Жоры, гильотина и дыба не были общедоступными агрегатами, поэтому он прожил не очень долгую, но насыщенную событиями жизнь, благополучно спился и отошёл в мир иной посредством инсульта.
С крыш нас согнал только возраст. Не годы, нет! Просто мы стали до жути серьёзными, до неприличия взрослыми. Распрощались со школой и разлетелись кто куда.
А крыши остались. Даже когда Сашки не стало. Даже когда не стало Виталика.
Даже когда балки прогнили, и покрытие провалилось внутрь сараев – крыши остались.
Жаль, что только в памяти…
Источник:
Комментариев нет:
Отправить комментарий